– Сам я не видел костра Монсегюра, – начал свой рассказ Брат Робер. – О жертве Добрых Мужей и Жен на Поле Сожженных я слышал от других. Когда крепость пала после долгой осады, никто из Добрых Людей, которые были тогда в замке, не захотел отречься от нашей веры. Все они, более двухсот человек, добровольно взошли на костер. После этого французские солдаты не оставили от Монсегюра камня на камне. Замок был разрушен до самого основания, чтобы уничтожить даже память о нем.
Бланка сдавленно охнула и закрыла лицо руками. Остальные жадно ловили каждое слово старца. Про несчастного Бертрана Бонне все, кажется, забыли.
Никита тронул Эдварда за локоть.
– Посмотри на больного. Ему как будто стало легче после обряда.
И правда, лицо Бертрана выглядело умиротворенным. Глаза его были полуприкрыты, руки скрещены. Одеяло на груди едва заметно приподнималось в такт дыханию.
Проповедник продолжал:
– С момента капитуляции крепости прошло еще две недели, пока французские рыцари вошли в замок. Они полагали, что столь долгая подготовка к ужасной смерти ослабит решимость наших Братьев и Сестер. Однако французы обманулись в своих ожиданиях. Добрые Люди молились и прощались с близкими. Они вместе встретили последнюю в своей земной жизни Пасху – наш величайший праздник.
– Скажи, Добрый Муж, что стало с катарскими сокровищами? Говорят, перед падением Монсегюра несколько Добрых Людей смогли уйти из него тайными горными тропами. И с ними было богатство церкви – много-много золотых монет.
От мыслей о несметных сокровищах глаза юного Жана загорелись восторгом.
Брат Гийом молча покачал головой. Старец прикрыл веки, его лицо стало непроницаемым.
– Несколько человек действительно тогда ушли из замка по самой опасной из возможных дорог, через горы. Не думай, юноша, что они трусливо пытались спасти свои жизни. Нет. Смерть означала бы для них спасительное освобождение от всех гнусностей этого мира. Наша церковь повелела этим людям скрываться от Инквизиции, чтобы до конца исполнить свой долг. Господь возложил на них особое, очень важное и трудное задание.
Брат Робер как будто оправдывался. Никита заподозрил, что он в действительности был одним из тех беглецов, которые с риском для жизни спасали сокровища катарской церкви. Старец, конечно, не признался прямо, что стал исполнителем тайной миссии, но и не отрицал своего участия.
– Некоторое время эти люди прятались в маленьких селениях у подножья Пиренейских гор. Затем ушли в направлении Тараскона, к пещерам долины Сабарте. Там наша церковь всегда скрывалась в периоды гонений.
Брат Робер выдержал многозначительную паузу.
– Если сокровища действительно были тогда спасены, их использовали на возрождение церкви. Можешь не сомневаться.
Жан не унимался.
Он поставил масляный светильник на лавку, подошел вплотную к проповеднику и спросил почти шепотом:
– Еще говорят, что уже после страшного костра Монсегюра четверо спрятанных в замке катаров тайно покинули его. И что они унесли с собой главную святыню – Святой Грааль.
Легенда о Святом Граале, чаши, из которой пил Иисус на Тайной Вечере, – величайшая легенда христианского мира. Это – один из символов Страстей Христовых. В эту же чашу была собрана кровь распятого Христа, которая придала сосуду магическую силу. Тема поисков Грааля стала невероятно популярной в XII–XIII веках. Ей посвящено множество средневековых романов. Существовали и другие варианты трактовки идеи Святого Грааля. Сторонники версии о том, что Магдалина была вовсе не блудницей, а законной женой Христа, представляли Грааль символом их рода.
На этот раз старец ответил совсем уклончиво:
– Кто знает, юноша, может быть, так оно и было. А может быть, и нет. Это великая тайна. И ее не суждено постичь простым смертным. – Он вернулся к началу разговора. – Мы должны помнить о величии Монсегюра. Но нам не следует забывать и о других жертвах, принесенных во имя нашей церкви. Крестоносцы вырезали двадцать тысяч человек в Безье, сожгли восемьдесят Добрых Людей в Минерве. В Лаворе было сожжено четыреста катаров и повешено семьдесят рыцарей, которые их защищали. В Марманде убили пять тысяч человек, в Ажене сожгли восемьдесят Братьев и Сестер. И сколько еще было таких – тех, кто предпочел мученическую смерть отречению от веры!
Тут любознательный Жан задал вполне логичный вопрос, который возник и у Никиты:
– Почему лангедокские сеньоры допускали такую жестокость? Почему они не защищали свой народ?
Видимо, долгий разговор истощил силы Брата Робера. Он обессиленно замолк.
Вместо него Жану ответил Брат Гийом:
– Нельзя сказать, что они совсем не пытались, юноша. Графы Тулузские воевали с французскими королями и противостояли римским папам, пока хватало сил.
Брат Гийом тяжело вздохнул.
– К несчастью, Лангедок потерял независимость. Последнему графу Тулузскому, Раймунду Седьмому, пришлось согласиться на помолвку единственной дочери и наследницы, Жанны, с братом короля Франции Людовика Святого, Альфонсом. Ей тогда было всего девять лет. Жанну увезли в Париж и воспитали католичкой. Она не испытывала почтения к нашей церкви и…
На улице раздался шум. Входная дверь загрохотала под градом ударов.
– Именем Святой Инквизиции, откройте!
От крика вздрогнули все, кто был в комнате, включая Никиту и Эдварда. Бланка снова зарыдала, на сей раз от ужаса. Зато ее сын выказал удивительное присутствие духа.
Он наклонился, схватился за большую металлическую скобу, приделанную к полу, и скомандовал:
– Помогите мне!
Человек, который привел в дом Брата Робера и Брата Гийома, метнулся к Жану. Вдвоем они открыли люк в полу, под которым была крутая лестница, уходившая вниз.
– Спускайтесь! Там подвал. Из него есть отдельный выход наружу, на склон холма. Засов открывается изнутри, – быстро проговорил парень. – Бегите! Умоляю вас!
Как только в проеме люка скрылась голова последнего беглеца, Жан опустил крышку и крикнул матери:
– Что стоишь? Иди, открывай! А то они выломают дверь!
А сам взялся за спинку тяжелой кровати и попытался сдвинуть ее. Не сговариваясь, Никита и Эдвард подскочили к ней с другой стороны. Вместе с Жаном они молниеносно переставили кровать с лежащим на ней Бертраном на крышку люка – теперь заметить вход в подвал было практически невозможно. Бесстрашный парень даже не успел удивиться невесть откуда взявшимся помощникам.
В комнату ворвались люди. Один из них тащил за собой плачущую Бланку.
– Именем Святой Инквизиции! Здесь вершится дьявольская служба! Вот они, эти еретики!
Монах, который всеми командовал, гневно указывал на Никиту с Эдвардом. Его черный плащ эффектно распахнулся, открывая белые одежды. Как и катарские братья, человек был немолод и худощав. Никита внутренне сжался. Во всех отношениях неприятная ситуация усугублялась тем, что лицом Инквизитор чрезвычайно смахивал на Антиквара.