Собаки Европы  - читать онлайн книгу. Автор: Альгерд Бахаревич cтр.№ 42

И голос наконец исчез. Ошарашенный, Молчун гладил шею серой гусочки, он понимал, что запомнил каждый звук этой речи, каждое слово — да что там слово: Молчуну показалось, что во время этих стонов он слышал и кое-что другое, далёкое, несуществующее, чёткое, как в утреннем сне… Фантастический женский смех где-то в глубине трубки, и шум моторов никогда не виденных им машин, и непрерывный рокот улиц где-то на другом конце мира, чужие голоса, что болтают на непонятном языке, и даже блеяние то ли сигналов, то ли музыки, которую он никогда не должен был услышать — и всё же услышал…

Этого не могло быть. И всё же это произошло.

Бедный Молчун. Да он месяц потом ходил сам не свой. На какую-то пару минут он был там, в трубке «Победа», стоял посреди чужого, далёкого, придуманного телефоном города и слушал, как молодой человек ныл на ухо о чём-то своём, о чём он очень переживал…

Karina…

Что бы это значило, а?

Конечно женское имя. Как, например, Керамина. Так называли, по слухам, зама по идеологии, но Молчун не давал слухам веры. Не бывает таких имён.

И всё же бывает.

Всё бывает.

В телефоне у Молчуна было одиннадцать номеров. Отцовский, да соседей всех, да учителя, да полицая конечно — как что подозрительное увидишь или услышишь, необходимо было не мешкая полицаю позвонить и доложить. И звонок этот… Входящий. Непростой это был звонок. Именно такой и был, что сразу полицая нужно было набрать и признаться, что так и так, поступил входящий звонок от неизвестного абонента, не из нашей сети. Забрал бы полицай мобилку и передал бы кому следует. А вот выдали бы Молчуну новую или нет — это ещё вопрос.

Но не потому скрыл Молчун от всех, что пришёл на его мобилку подозрительный вызов. А потому, что…

Потому что Молчун ждал, что этот звонок повторится.

Вот повторится — и тогда Молчун наберётся смелости и скажет в ответ:

«Раз, раз. Приём. Калина, раз-два-три, малина красная… Малина в ягоды звала».

Нет, не так он скажет. А вот как:

«Здравствуйте, надеюсь, вы говорите по-русски. Меня зовут Молчун, я живу возле Западной границы, в деревне Белые Росы. Я сам русский. Но очень хочу посмотреть, как живут люди в других странах и сказать вам, чтобы вы не убивали нас, русских людей. И не бросали в наш лес всякие отравленные отходы, потому что ими можно отравиться. И ещё хочу сказать вам…»

Что сказать?

«Заберите меня, пожалуйста, отсюда».

В голове у Молчуна шумело, когда он думал о своей тайне. Словно он самогона у Космача напился.

«Только не предлагайте мне стать шпионом. Я шпионов не люблю. Просто заберите. Я вам за это дрова колоть буду, за детьми смотреть. А лучше на птицефабрику меня отправьте. Я птиц люблю. Они меня слушаются…»

Но мобилка больше не звонила. И всем своим видом показывала, что никогда больше тот звонок не повторится. Никогда. Что это был случай. Такой, которых и не бывает с нормальными людьми.

Просто однажды на станции мобильной связи произошёл сбой.

Маленький сбой, который сразу же исправили. Через пару минут.

Но за эти пару минут молодой мужской голос долетел до деревни Белые Росы посреди Стратегического леса — и был услышан.

Вызов был принят. Как писали в книжках.

Когда Молчун поколол дрова Сысунихе, на дворе уже стемнело. Он не спеша шёл по улице, чувствуя, как остывает разогретое работой тело. Ночью, может, и подморозит. Молчун думал о том, что придёт домой, поможет отцу, потом уроки сделает, — и когда отец у печи в свои виртуальные мечты зароется, можно и к гусочке его дорогой на пять минут зайти, глянуть, как она там.

«Помогай бог», — говорил он машинально, замечая то там, то сям за заборами своих односельчан, что неторопливо возились на подворьях. Окна домов уже светили зеленоватым огнём, словно лесные огромные чудовища разлеглись с обеих сторон улицы, ожидая, когда по ней пройдёт кто-нибудь более питательный, чем мелкий, худой, неприметный Молчун.

И чего он их так боится?

Молчун повернул к речке, деревня осталась в стороне, сейчас срезать через луг — и прямо до ихнего дома.

Через огороды прямо на него шёл человек. В темноте Молчун не сразу узнал, кто такой.

Да и человек его тоже вроде не на шутку испугался. Заметил Молчуна и мордой прямо в землю. Как убитый. Спрятаться думал.

Тут и стало ясно, что это за птица.

«Пан Каковский, это ж я, Молчун. Вы куда на ночь надумали, а?»

С паном Каковским Молчун почему-то любил говорить. Может, потому, что пан Каковский никогда никого не слушал. Даже себя самого.

Пан Каковский медленно поднялся с земли. Стал вглядываться издали в Молчуна глазами своими подслеповатыми.

«Как это? Ты кто такой?»

«Я Молчун, однорукого Кастуся Молчана сын, — объяснил терпеливо Молчун. — Так куда вы, пан Каковский?»

«Как ты меня напугал, — вздохнул господин Каковски, тревожно оглядываясь на деревню. — А вот скажи мне, хлопчик…»

Пан Каковский подошёл ближе, недоверчиво сверля Молчуна глазами.

«Какой сейчас год?»

«Две тысячи сорок девятый, — вежливо и устало ответил Молчун. — Пан Каковский, шли бы вы домой. Темно. Поспали бы — и всё пройдёт».

«Две тысячи сорок девятый… — с ужасом повторил пан Каковский. — Как так? Как так получилось? Ошибка! Ошибка вышла!»

И он снова рухнул на землю. Молчун встал рядом, ожидая, пока тот поднимется. А что поднимется, сомнения не было. Всегда поднимался. И не бросишь же человека. Жаль его.

«Как так получилось?.. — Пан Каковский поднялся, отряхнул брюки и надел на плечи свой рюкзачок. — Ну, ничего. Знаешь что, хлопчик. Я убежать хочу. Как-нибудь до Жабинки доберусь, через лес. Ты мне только дорогу покажи… Как отсюда до Жабинки дойти. У меня там тётка двоюродная живёт. Одна на всём свете родной человек. Покажешь, как убежать отсюда? Пойми, не могу я больше. Должен же быть какой-то выход!»

Такой он, пан Каковский. Всё как, да как-нибудь, да какой-то, да как так получилось…

«Пане Каковский, — Молчун посмотрел ему в глаза. — Не выйдет у вас убежать. Вы уже столько раз старались…»

«Как это не выйдет? — Каковский вытаращил глаза. — Какое ты право имеешь, щенок? А ну показывай, как отсюда кратчайшим путём выйти. Иначе убью тебя! Топором зарублю! Покажу тебе сейчас, какой топор у меня в рюкзаке!»

И правда: пан Каковский начал рыться в рюкзаке, стал на колени, топор никак не находился, и, компенсируя его отсутствие, он делал сердитое лицо: напрягал губы, раздувал щёки, скаля гнилые зубы, и дышал, как одичавший, не старый ещё пёс. Молчун смотрел на него сочувственно.

Рука пана Каковского достала до дна рюкзака и вылезла через дыру наружу — скрюченная, грязная, с длинными тонкими пальцами.