Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы - читать онлайн книгу. Автор: Яцек Комуда cтр.№ 103

Это и была тайна мастера Петра.

Вийон со всех ног поспешил к выходу. А потом в верхней комнате вылил масло на инструмент, поднес огонь под стол и сундуки, старые гобелены и соломенные матрацы. И поджег все.

Минуту-другую он смотрел на бушующую стихию, потом отвернулся и ушел, чтобы сесть на свежекраденного коня и погнать на юг, к далеким серым горам.

Саарсбург был покинут, словно звук ангельских труб призвал всех его обитателей на Страшный суд. Вийон, одинокий, словно последний палец прокаженного в сгнившем сапоге, шел грязными, напоминающими болото улицами. Влага и туман висели над низкими, покрытыми дранкой крышами, клубы испарений накатывали на узкие улочки. Лениво плыли между рядами фахверковых домов с глинобитными стенами, меж которыми лишь изредка проглядывали плотные массивы немногочисленных каменных зданий. Было влажно и холодно. Серо и печально – как и каждый год в канун праздника Всех Святых.

Город, заселенный саксонцами, лежал в далекой и дикой стране и мало напоминал остальные семь – заложенных венгерскими королями под Карпатами: каменные, крепкие города, гордые, будто статуи римских императоров. По сравнению с лежащим неподалеку Германнштадтом, Саарсбург был нищим скоплением деревянных хибар и мазанок, без каменных стен, всего лишь окруженный поганым деревянным частоколом. Быть может, кстати, именно потому, что основывали его в соседстве с сильным саксонским братом, и потому, что слава Германнштадта купно с его Universitas Saxorum ^[134] отбрасывала тень на богатства, доходы и пышность этих мест.

Вот только отчего не видать было вокруг ни единой живой души? Входные ворота стояли нараспашку, на улицах не встречались даже обычные коты и собаки. После нескольких дней пути через горы и перевалы Зибенбюргена ^[135] Вийон столь же сильно жаждал увидать человеческое лицо, как скупец – дармовое отпущение грехов, и даже согласился бы, чтобы лицо это оказалось отвратным лицом старой шлюхи или запаршивленной мордой калики перехожего.

Куда, черт возьми, подевались обитатели? Что заставило город обезлюдеть? Зараза? Турки? Нападение сильного соседа? А может, это дьявол и его темные силы?

Что-то заколотилось, затрещало в доме справа. Вийон осторожно подошел к двери, прижал ухо к старым доскам. Тишина была столь всеобъемлющей, что, казалось, он слышал отзвук колоколов Германнштадта, находящегося в десяти стае отсюда ^[136], которые созывали глухими голосами верных на Господню заутреню.

Вийон толкнул дверь и вошел в душное, темное нутро. Дом – внизу каменный, на фундаменте, а сверху деревянный и глиняный, забрызганный засохшей грязью по самую крышу, состоял из одной комнаты. Было тут душно и жарко. В глиняном очаге рдели последние красные угли, над ними висел закопченный почерневший котелок с мамалыгой. На полу стоял коловорот, квашня, полная хлебного теста, а вокруг, по глиняному полу, разбросаны были вещи и инструменты. Как видно, обитатели покинули дом внезапно, оставив все в беспорядке. Но оставался вопрос: зачем они это сделали? Что вызвало такую панику, что они все как были отправились в неизвестном направлении?

Он снова услыхал шелест и шорох – он доносился из-за вторых дверей, наверняка ведущих на подворье. С колотящимся сердцем он подошел к ним, приоткрыл, выглянул на грязный дворик. Осторожно переступил через порог…

Что-то затрепетало, забилось, словно дух, пробужденный от вековечного сна. Вийон не думая потянулся за баселардом, но тут же успокоился. Это просто птица: малый темноперый стриж, попавший в старую сеть. Вийон улыбнулся печально, ухватил за конопляные шнуры, дернул, схватил птицу левой рукой, поднял ее вверх и раскрыл пальцы. Стриж забил крыльями, взлетел в серые небеса.

«Беги, – подумал Вийон, – беги на юг. К Святой земле, в страну львов и пантер, прежде чем настигнет тебя холод, леденя твой путь, прежде чем мороз бросит тебя на твердую, окаменевшую землю, откуда ты уже не вернешься…»

Он осмотрел подворье, заглянул в хлев. Свиньи валялись в грязи, бурая корова стояла неподвижно, глядя на него бессмысленным взглядом.

Тут ему нечего было делать. Даже не хотелось искать золотишко или обкрадывать убогий этот дом. Да он готов был голову на эшафот положить, что в сундуках, мешках и за печью он, скорее всего, нашел бы вонючие козлиные шкуры да две горсти крысиного помета, но ни одного золотого флорина.

До приоткрытой входной двери оставалось всего пару шагов, когда что-то промелькнуло в той щели, где раньше он видел только обомшелый фасад двухэтажного дома по другую сторону улицы. Некая фигура прошла по улице, словно дурной сон или неупокоенный, кающийся дух.

Вийон осторожно подошел к двери. Медленно толкнул ее и выглянул. Ничего. Болотистая, смердящая улочка, мокрые, покрытые грязью и дерьмом стены домов. Затворенные или приоткрытые ставни, подмигивающие ему пузырями окна – будто полуприкрытые глаза трупа, что покоится на погребальном катафалке. Несколькими дворами дальше, слева у площади – наверняка там был городской рынок, – он заметил широко распахнутые ворота. Странно, но ему показалось, что раньше тяжелые двери в таверну были закрыты.

Поэт направился в ту сторону. Со свинцового неба начали слетать первые дождевые капли, орошая и так уже влажную епанчу Вийона. Он шел быстро, обходя лужи, скользя в грязи, перепрыгивая с камня на камень. Рынок был небольшим, мощеным, хотя грубо отесанные камни исчезали под слоем грязи, мусора и навоза. Вийон проходил мимо лавок с разложенным товаром. В будках и на столах лежали крупные куски масла, кровавые говяжьи четверти, выправленные шкуры и итальянские сыры, зашитые в волосатые мешки.

Он остановился на минуту подле лотка калетника ^[137], где бросались в глаза серебряные и золоченые пластинчатые пояса. С трудом справился с воровским нашептыванием, велевшим ему стянуть себе за пазуху хотя бы один. Он перекрестился: покинутый город пробуждал в нем тревогу большую, чем дом с привидениями. Он казался местом испытаний – или ловушкой, которая вот-вот захлопнет железные зубья на руке вора.

Вийон повернул к таверне. Та была широкой, раскинувшейся, словно старая торговка, что расселась за прилавком, полным репы, следя, чтобы никто не стянул у нее и головки. Корчму выстроили из дубовых бревен, укрепленных глиной и хворостом, подперли ее досками и жердями. Одна пара ворот, ведущих внутрь, стояла распахнутой. Когда он заглянул в них, то увидел длинную широкую прихожую и две пары дверей – наверняка ведущих в альков, общий зал и в постоялые комнаты.