Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы - читать онлайн книгу. Автор: Яцек Комуда cтр.№ 101

– К вашим услугам, господин, – прохрипел Абрревой. – Кого нам нынче оприходовать?

Ру вздрогнул. Его большие голубые глаза смотрели прямо на старого палача, который, казалось, гнулся и клонился под этим взглядом. Проклятье, Вийон дорого бы заплатил, чтобы знать, что за лицо скрывается под этой маской. Лицо безумного аристократа? Мрачного убийцы? Задумчивого мудреца?

– Нынче мы не будем никого карать, – сказал Ру. Медленно вынул левую руку из-за спины; та бессильно повисла вдоль его бока, прикрытого кирасой от полного доспеха. Вийон выдохнул. Оружия в ней не было. – Это, мастер Петр, пришел конец твоим трудам. Расстаемся.

Старый палач кивнул трясущейся головою. Оглянулся вокруг, прошел взглядом по палаческим инструментам, по каменным плитам пола, покрытым засохшей кровью.

– Столько смертей, – прохрипел. – Столько крови. К чему оно все было, благородный господин? За что все это?

– Сейчас ты все узнаешь, палач. Потому напряги свой разум и загляни в свою душу и в совесть. Помнишь ли ты меня, Абрревой? Знаешь ли ты, что мы виделись еще до того, как ты начал на меня работать?

Петр покачал головою.

– Помнишь ли ты день Благовещения Господня шесть лет назад? Тогда с самого утра шел дождь. Тогда в башню твою прибыл один человек. Звался он Рауль Нотье, и был он оружейником из Кагора. Помнишь ли ты его, старый палач?

Вийон вздрогнул и напряг слух. Проклятье, Совершенный даже не вспоминал о том происшествии!

– Не помню, – простонал Петр. – Это было давно… Так давно, что могло произойти и столетия назад.

Ру приблизился к нему на шаг. Потом еще на один. Встал над Петром Абрревоем: огромный, нависающий, страшный.

– Спрашиваю, помнишь ли ты день, когда прибыл к тебе мастер Нотье и некая женщина? Осталось ли еще у тебя в памяти, что ты сделал ей?! Говори!

– Жен… щине… Господи Иисусе. – Петр вздрогнул. – Верно, помню… Мастер Нотье пришел с некоей просьбой… Я не отказал, но…

– Абрревой, ты проклят! Проклят, когда ходишь, ешь, спишь, проклят, когда лежишь, завтракаешь, пьешь, проклят, когда ты в бане, у девки, за столом и за ужином… Спрашиваешь, отчего я приказывал тебе мучить столько людей. Теперь я отвечу: все это месть, которую я совершаю за то, что ты сделал с той женщиной!

– Прошу о милосердии, – простонал палач. – Я стою над могилой и молю, чтобы ты, господин, не напоминал мне о том, что я, несчастный, совершил…

– Что я слышу?! Ты молишь о милосердии? А помнишь ли, что хранится у тебя в подвальчике под башней, в погребе, дверь в который ты от страха засыпал?! Доказательство преступления столь огромного, что ты не в силах вынести его оттуда и спрятать в безопасном месте! Может, ты думаешь, что Всевышний смилуется над тобой за то, что ты сделал? Нет, ты будешь гореть в аду до дня Страшного суда!

Вийон уже знал, что сейчас случится. Уже подозревал, что держит Ру в правой руке за спиной.

– Я лишь помогал другим, – простонал старый палач. – Ради их блага… И тебе, господин, я служил верно, словно пес… Ты обещал мне милость за помощь в пытках.

– Милость, верно. Но не оставить тебя в живых!

– Мастер! – рыкнул Вийон, бросаясь к Абрревою. Хотел оттолкнуть его в сторону, спасти от смерти… Не успел. Быстрым как молния движением Ру ударил из-за спины правой рукой. Поэт успел заметить, что держит он огромный сверкающий меч архангела Михаила, увенчанный на концах эфеса крестами. Убийца со свистом нанес удар, широкий клинок перерубил плечо, руку и шею палача. Абрревой охнул и упал лицом вниз, прямо под ноги Ру. Хрипел на полу, подрагивал в предсмертных судорогах. Прошло некоторое время, прежде чем он замер.

Ру поднял голову, проницательно взглянул на Вийона.

– Можешь уже встать ровно, маленький мошенник, – сказал спокойно. – Сразу, едва лишь увидев тебя, я знал, что маска дурачка подходит тебе как лицо Тиля Уленшпигеля ^[133] святому Августину!

Вийон потянулся правой рукою за спину, одновременно хватаясь левой за пояс, который пересекал его грудь под распахнутой йопулой. Одним быстрым движением выхватил меч катаров. Замер, ожидая.

– Сколько Нотье пообещал тебе за мою голову? – спросил Ру. – Может, даже дал тебе свое секретное оружие, утверждая, что ты пошлешь меня в ад одним выстрелом? Ты дурак, если полагаешь, что победишь земным оружием меня, который уничтожил Содом и Гоморру, послал в ад легионы дьяволов, того, кто – меч в Господней руке…

– Хочу только знать, – спокойно сказал Вийон, – отчего ты мстишь за ту женщину? Что такого сотворил мастер Петр, что даже нынче ты не можешь этого позабыть?

– Я мщу за себя саму, – ответил Ру. – Это я – та женщина!

Одним быстрым движением он снял маску бешеного пса и отбросил прочь. Вийон охнул, когда из-под меди появилось бледное худое лицо женщины, напоминающее лицо ангела.

– Эти катарские псы заставили меня убить в лоне мое собственное дитя, – сказала она глубоким, звучным голосом, который стал более женственным теперь, когда она не скрывалась под маской. – Для них любое дитя в животе матери – это дьявол, а рождение – выход в мир еще одного ангела, сброшенного с неба на землю. Каждое рождение – это поражение, а живой отрок – трагедия. Да, Вийон, ты верно обо всем догадался. Я некогда была Совершенной. Как Эсклармонда из Фуа, как Гормонда де Монпелье. А когда я оказалась в тягости, Рауль Нотье приказал мне сбросить плод, утверждая, что рожу я дьявола, и привел меня к городскому палачу, который убил мое любимое дитятко! И когда после всего пережитого я рыдала, вошел в меня ангел мщения. И сказал мне: ступай и карай грешников! Карай не тела, поскольку грешники презирают сей мир, сотворенный, по их вере, дьяволом, но их души. Ведь всякий манихей верит, что в теле его скрыт ангел, сброшенный на землю ради покаяния. Убить его – это нечто большее, чем уничтожить его бессмертную душу. Долгие годы я мстила за своего ребенка. Я похищала еретиков, приводила их сюда и приказывала мучить их до смерти. Когда же они умирали, а ангелы покидали тела, я отрубала им крылья, чтобы никогда уже не могли они покинуть этот мир. Может ли быть бо́льшая кара для манихея, чем искалечить прекраснейшую и благороднейшую часть его души? И заставить ее навсегда остаться здесь, на земле, где, согласно катарской вере, царит ад? Теперь, Вийон, ты знаешь все. И даже больше, чем должен!

– У меня еще много вопросов! – выпалил поэт. – Рассказываешь ты так захватывающе, что я охотно выслушал бы и другие подробности этой истории. Например, зачем…

– Гийом, Пювер! – крикнула она и хлопнула в ладоши. – Бегом сюда!

Вийон отскочил. Глянул на окованные двери, в которые должны были ворваться слуги и стражники-убийцы. Засовы и правда заскрежетали, а тяжелые створки отворились. На пороге стоял один из прислужников Ру – рослый верзила с лицом, клейменным некогда раскаленным железом. Медленно шагнул вперед, потом сделал второй шаг… И свалился на пол. В спине его торчала арбалетная стрела, воткнувшаяся чуть ли не по оперение. А позади него, на лестнице, поэт заметил приземистую фигуру Рауля Нотье с тяжелым арбалетом в руках.