Арктические зеркала. Россия и малые народы Севера - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Слезкин cтр.№ 38

Национальность приравнивалась к отсталости, но отсталость не равнялась национальности. В мире, который населяли большевики, отсталость была больше, старше и важнее. Она составляла (хотя вслух этого не признавали) разницу между марксизмом и ленинизмом, служила описанием России вне партии, была отличительной чертой «Востока» в сравнении с «Западом» и представляла собой пятую колонну прошлого в сердце настоящего, устремленного в будущее. Впрочем, некоторые разновидности отсталости были более отсталыми, чем прочие. «Сонный» русский крестьянин, «приросший к своей куче навоза» , был заскорузлым и тупым, но в конечном счете исправимым (в этом заключалась исходная посылка теории пролетарской революции в России), но что можно было сказать о территориях, которые проспали большую часть истории человечества и ничего не знали о подсечно-огневом земледелии, не говоря уже о кучах навоза? По словам Ленина, «к северу от Вологды, к юго-востоку от Ростова-на-Дону и от Саратова, к югу от Оренбурга и от Омска, к северу от Томска идут необъятнейшие пространства, на которых уместились бы десятки громадных культурных государств. И на всех этих просторах царит патриархальщина, полудикость и самая настоящая дикость» .

Впрочем, даже в самой настоящей дикости была своя польза, ибо если империализм — это капитализм в мировом масштабе, то «отсталые массы Востока» — это новый мировой пролетариат. В этом качестве, согласно Ленину, они были естественными союзниками революционных пролетариев Запада. «Мы все усилия приложим, чтобы с монголами, персами, индийцами, египтянами сблизиться и слиться; мы считаем своим долгом и своим интересом сделать это, ибо иначе социализм в Европе будет непрочен» . Чтобы этот союз был прочным, европейцы должны были оказать своим отсталым братьям «бескорыстную культурную помощь» и распространить на них принцип национального самоопределения (на «Востоке» отсталость казалась тождественной национальности) .

Когда революция превратила союз с «Азией» в непосредственную тактическую цель, главный тактик революции убедил своих последователей вынести «Азию» за рамки привычного классового подхода. В случае особой отсталости, доказывал он, требуется особая политика:

То были тревожные дни марта 1919 т., когда большевикам и от малого союзника отмахиваться не приходилось. Шестнадцатью месяцами позже, после решающих побед над Деникиным и Колчаком, Ленин изменил свою точку зрения. Дожидаться развития данной нации и классовой дифференциации было, в конце концов, необязательно:

Если Россию можно было спасти от «идиотизма деревенской жизни», то и дикарей можно было спасти от дикости. Для достижения этой цели X партийный съезд предписал промышленное развитие, классовую дифференциацию сверху и, в случае народов на грани вымирания, защиту от русского колониализма . Главной задачей партой было преодолеть экономическую отсталость «переносом фабрик к источникам сырья», а социальную отсталость — «отстранением всех туземных эксплуататорских элементов от влияния на массы» . Иными словами, партия должна была идти к сартам и скидывать их эксплуататоров. Кто был в подчинении у мулл вчера, не будет в подчинении у мулл завтра.

Такими были идеологические предпосылки, в рамках которых действовал Народный комиссариат по делам национальностей. Проблему национальности следовало решать путем автономизации, а проблему отсталости — прямым вмешательством Центра. Если эти проблемы сосуществовали (как это было, согласно резолюции X съезда, во всех нерусских регионах бывшей Российской империи), тогда один из этих методов должен был стать основным, но никто не знал, какой именно. Дух новой экономической политики благоприятствовал национальной автономии, но некоторые нации были в таком безнадежном подчинении у своих мулл, что их требовалось спасать немедленно.

И наконец, существовали «самые настоящие дикари» северных окраин. Их национальность казалась крайне неразвитой, а их неразвитость казалась крайней. Соответственно разговоры о национальной автономии продолжались недолго . Для сотрудников Наркомнаца народы без «национального» самосознания, без национальных лозунгов, без интеллигенции и без «культуры» не были настоящими национальностями, тем более что их названия, их языки и само их существование часто находились под вопросом. Оставалась одна отсталость или, скорее, класс без национальности, а это означало, что «самые настоящие дикари» были «деревенской беднотой» или даже «истинными и самыми настоящими пролетариями» . Из этого вытекала обычная дилемма: либо «миссионеры коммунизма» должны пытаться «насаждать там культуру» и таким образом превращать их в настоящие национальности, потенциально равные другим, либо следует использовать ситуацию тотального угнетения для создания тотальных пролетариев . Ибо, согласно большевистской логике вещей, обратной стороной самой настоящей дикости является первобытный коммунизм, а это значит, что самые настоящие дикари могут стать отличными учениками в школе научного коммунизма и в конечном счете — «проводниками идей советского строительства и коммунизма в восточной части страны» . А если не получится, то всегда есть возможность использовать «эмбрион классовой борьбы» и содействовать подлинной классовой дифференциации . Впрочем, последняя точка зрения была относительно непопулярной. Вплоть до роспуска Наркомнаца в 1924 г. большинство его сотрудников, занимавшихся Севером, исходили из того, что народы Заполярья представляют собой особый случай бесклассового коммунистического общества, т.е. общества, состоявшего из одного эксплуатируемого класса.

Такая позиция сложилась у партийных чиновников благодаря влиянию профессиональных этнографов, которые были единственным источником информации о северных народах. Поскольку большинство из них в прошлом были ссыльными революционерами, полярные этнографы не были «буржуазными экспертами», в которых нуждались, но которым не доверяли. Со своей стороны, многие этнографы полагали, что теперь наконец можно что-то сделать с человеческой трагедией, которой долгие годы пренебрегали. В апреле 1922 г. Отдел национальных меньшинств Наркомнаца сформировал Подотдел Полярного Севера, а шестью месяцами позже этнографу Д.Т. Яновичу удалось создать Этнографическое бюро, состоявшее из одного сотрудника. Прежде чем формулировать политическую линию, говорил он, новая власть должна посоветоваться с теми немногими людьми, которые хорошо знают предмет, поскольку иначе «драгоценный материал, имеющий громадное научное, общественное и административное значение, гибнет и пропадает безвозвратно» . В соответствии с этим Янович провозгласил научную работу главной задачей своего бюро и посвятил себя организации профессиональных дискуссий по политически значимым вопросам и добыванию средств существования для своих безработных и голодающих коллег (ни на минуту не прекращая свою собственную безнадежную кампанию против студенческого общежития, которое захватило его ванную комнату и пыталось лишить его остальной части квартиры) .