Арктические зеркала. Россия и малые народы Севера - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Слезкин cтр.№ 39

По мнению этнографов, наиболее актуальной задачей была защита народов Заполярья от русских торговцев, крестьян и чиновников. Эта позиция в первую очередь оправдывалась государственным интересом, но столь же важными считались страдания коренных жителей, уникальная ценность их культуры и человеческое сочувствие «к этим детям природа, наивным, чистым и честным» . Поскольку главными врагами детей природа были русские поселенцы, единственно возможное решение состояло в том, чтобы лишить их всех административных постов на территории проживания коренных народов и создать централизованную и независимую систему туземного управления. С точки зрения большинства этнографов (и их союзников, коллег и бывших товарищей по ссылке из числа провинциальных учителей, историков и музейных сотрудников), лучшим способом добиться этого было создание племенных резерваций .

В.Г. Богораз, автор наиболее продуманного и широко обсуждавшегося проекта обустройства «первобытных племен», утверждал, что недавний опыт Соединенных Штатов, Канады, Бразилии, Аргентины и Гренландии доказал необходимость физического разделения «сильных» и «слабых» культур. В Сибири «слияние с русскими без всяких оговорок есть смерть для инородцев» . ^[61] Американская модель казалась особенно достойной подражания. По мнению Богораза, Бюро по делам индейцев добилось значительных успехов в деле защиты своих подопечных от торговли спиртным, помощи нуждающимся подарками и займами, развитии образования и здравоохранения ^[62]. России нужен был такой же правительственный орган, ответственный за благополучие ее собственных индейцев. Его задачей было бы изучение образа жизни коренных народов и на этой основе проведение просвещенной политики, направленной на защиту коренных народов, рационализацию их хозяйственной деятельности, сохранение окружающей среды и «улучшение всей экономической жизни туземцев и внесение в нее соответствующих элементов, дающих возможность безболезненного прогресса». Богораз не объяснил, какими должны быть эти элементы, но было очевидно, что к ним относились здравоохранение, ветеринарная служба, образование, технологическая помощь и (со временем) государственная монополия на торговлю.

Вопрос о конкретных взаимоотношениях между резервациями и центральной туземной администрацией был открыт для обсуждения, но большинство участников дискуссии исходили из того, что жизнью аборигенов должно управлять обычное право; что средства для большинства будущих программ будут формироваться за счет фиксированных вычетов из прибыли государственных предприятий, работающих на Севере (или за счет сдачи туземных территорий в аренду таким предприятиям), и что новые «агенты по делам индейцев» должны быть абсолютно независимы от контроля на местах .

Кто же был пригоден для службы в качестве инспекторов и ревизоров? У этнографов не было сомнений на этот счет: такими людьми были они сами, этнографы, поскольку только они были «компетентны судить об особенностях быта и духа инородцев и при том по самому роду своих занятий привыкли подходить к туземцам вдумчиво и с любовью» . ^[63] Таким образом, первым шагом должно было стать расширенное преподавание этнографии и организация полевых исследований с целью создания растущей сети компетентных кадров .

У Богораза и большинства его коллег не возникало моральных сложностей относительно участия в правительственной работе. В традициях русской либеральной интеллигенции моральная и политическая активность считались священным долгом науки, а выражение «кабинетный ученый» употреблялось в уничижительном смысле. Кто бы что ни думал о политической платформе Ленина, казалось очевидным, что новое правительство предлагало уникальную возможность провести значимые реформы, тем более что в первые годы советской власти позиция большевиков по национальному вопросу была относительно гибкой. Другой причиной оптимизма был рост престижа и роли этнографии на Западе. Мировая война забросила многих будущих ученых в затяжные полевые экспедиции и заставила метрополии более внимательно относиться к управлению и экономической эксплуатации колоний. Этнография заявила о себе как о науке, имеющей существенное практическое значение, и этнографов, особенно в Британской империи, стали использовать в качестве советников и ответственных чиновников. Многие полагали, что у прикладной этнографии большое будущее .

На советских бюрократов произвел впечатление энтузиазм этнографов, их специфическая сфера компетенции и их бескорыстная заинтересованность. Позиции этих двух групп были чрезвычайно близки друг другу. Большевики, ставшие этнографами, соглашались с необходимостью покровительствовать туземцам и обучать будущих чиновников местным языкам и этнографии, а этнографы, ставшие большевиками, поддерживали принцип прогрессивных перемен, привносимых извне. Многие из них вместе были в ссылке, и у большинства были общие интеллектуальные корни. Те и другие не доверяли местным чиновникам и сокрушались об отсталости и беспомощности «туземных племен». Те и другие верили в эволюцию, в прогресс и в долг сознательной интеллигенции содействовать тому и другому. В вопросе о роли интеллигенции ленинская версия марксизма представляла собой радикальный возврат к русской интеллектуальной традиции, и в особом случае «первобытных племен Севера» большевики и народники были согласны относительно того, в чем эта роль заключается. По словам одного старого большевика, впоследствии обвиненного в народнических взглядах, «приобщить к общечеловеческой культуре племена оленеводов и охотников, стоявших до того на ступени чуть ли не неолита, — какая это трудная, а вместе с тем и заманчивая задача!»

После создания Союза Советских Социалистических Республик управление делами национальностей было передано новому союзному законодательному органу. Комиссариат по делам национальностей прекратил свое существование. То же самое, в юридическом смысле слова, произошло и с «племенами северных окраин». Они не были полноправными национальностями, не имели своих автономных образований и не были представлены ни в одном правительственном органе. И все же этнографы и некоторые должностные лица продолжали выступать от их имени. Анатолий Скачко, бывший ссыльный, командующий Второй Украинской армией в годы Гражданской войны и последний глава Секции национальных меньшинств, бомбардировал Наркомнац и Центральный Комитет партии страшными предсказаниями в том смысле, что «если дело пойдет так и дальше, то в течение десяти лет сибирские народности вымрут дотла и многотысячеверстная тундра обратится в необитаемую пустыню» . Для пущей убедительности Скачко драматизировал «экономический» аргумент, утверждая, что, кроме уже наделенных автономией бурят и якутов, в Сибири проживают около пяти миллионов коренного населения (на самом деле их было около 150 тыс.) и что за прошедшие триста лет «никогда еще их эксплуатация не достигала таких бесстыдных размеров и форм, как при советской власти» . Государство фактически предоставило полную монополию старым сибирским купцам, которые «всегда были заядлыми колонизаторами» и с точки зрения которых «туземец всегда был и остался не человеком, а лесным зверем, самой природой предназначенным для эксплуатации» . Иными словами, новое правительство поддерживает людей, которые подрывают власть, убивая «курицу [т.е. туземцев. — Ю.С.], несущую золотые яйца [т.е. «богатейшие россыпи драгоценных металлов, угля, графита,… пушнины, рыбы, ценного леса». — Ю.С.]». Еще более зловеще звучало предупреждение, что, если белые высадятся в устье Оби и Енисея, курицу нельзя будет упрекнуть в предательстве, поскольку «вымирающие от голоду туземцы станут на сторону всякого, кто предложит им мало-мальски сносный товарообмен» . Единственно возможным решением было создание в Москве центрального органа, который бы вел дела северных народов «непосредственно через своих людей, не подчиненных сибирским властям». «Местные органы вплоть до губернского отдела ГПУ» не должны иметь права арестовывать служащих этого органа, а сами служащие не должны иметь права оставаться в должности на неограниченный срок, потому что на Севере «даже самые честные работники через несколько лет становятся или пьяницами, или грабителями» . При отсутствии такого автономного центрального органа, заключал Скачко, Север лишится своих туземцев, а Российская Федерация лишится Севера .