Кровавый век - читать онлайн книгу. Автор: Мирослав Попович cтр.№ 269

Страница

Как и его предшественник Маленков, Хрущев не имел целью реализацию какой-то желаемой системы как целого, и его уж никак нельзя назвать «прогрессистским реформатором» в том значении слова, которое имел в виду Маннгейм. Скорее можно было бы говорить о «романтичном консерватизме» Хрущева, или, как это в настоящий момент принято называть, коммунистическом фундаментализме. Раздувание культа личности Ленина, которое началось в годы «великого десятилетия», отражало претензии Хрущева на «очищенное от сталинской скверны» наследие «настоящего (ленинского) коммунизма». Хрущев делал вид, будто, выбросив Сталина из Мавзолея и, желательно, исторической памяти, «партия» без каких-либо трудностей «возобновила ленинские принципы и нормы партийной жизни». Аналогии хрущевской критики коммунистической реальности можно найти именно в истории ислама в фундаменталистских течениях, которые критиковали господствующие коррумпированные режимы за отступления от «настоящей давней веры» и всегда были глубоко консервативными в своей идеологической части. Возвращение Ракоши не было случайным: несколько интервью зарубежной прессе, данных Хрущевым после устранения Маленкова, такие же агрессивные, как и его выступления и все «башмачное» хулиганское поведение на сессии ООН осенью 1960 г. и как его «общение с интеллигенцией» в 1960-х гг. И тем не менее, он возвращается снова и снова к критике «культа личности Сталина», доходя вплоть до несмелых замыслов реабилитировать Бухарина и его товарищей.

Эпоху правления Хрущева смело можно назвать эпохой его личной диктатуры. Хрущев вмешивался во все детали жизни общества, от космической техники до джазовой музыки, не терпел тех, кто ему перечил, переставлял «кадры», как хотел, в меру возможностей своей фантазии менял все, что ему не нравилось, создав, наконец, такую атмосферу хаоса и нестабильности, что стал жертвой дворцового переворота (потому что без вмешательства кагэбистских «лейб-гвардейцев» «демократическое освобождение» его октябрьским пленумом Центрального Комитета партии в 1964 г. было бы невозможным). Во время правления Хрущева активно преследовались политические противники режима, хотя Хрушевым было провозглашено, что в СССР нет политических узников – непокорных «судили» как криминальных преступников или сажали в дома сумасшедших. Именно он внедрил и не постыдился «обосновать» в газете «Правда» систему бессрочного заключения через «психушки».

Хрущев гордился не тем, что ввел демократические порядки. Он гордился тем, что десять лет осуществлял коммунистическое правление в нормальных (как говорят в армии, «штатных») ситуациях, не применяя террор – и по крайней мере, не применяя массовый террор.

И диктатура Хрущева действительно не была кровавой диктатурой. Поскольку тоталитарный режим связывается именно с массовым террором, лагерями смерти, страхом, который парализует умственные усилия нации, весьма сомнительно, можно ли считать коммунистический режим эры Хрущева тоталитарным. Если не пересматривать привычные дефиниции тоталитаризма, то уже режим Хрущева можно считать посттоталитарным. Систему хрущевского «тотального контроля» низы терпели – раздраженно, под анекдоты, но терпели именно потому, что тотального контроля он так и не установил. Хрущева не боялись.

Как победил Хрущев в соревновании с опытными кремлевскими карьеристами? Хрущев с декабря 1949 г. фактически стал партийным секретарем при Хозяине. Он имел достаточно большие рычаги власти. Да, руководили министерствами госбезопасности и внутренних дел ставленники Маленкова Игнатьев и Круглов, но в МГБ три заместителя министра – Епишев, Рясной и Савченко – были людьми Хрущева, а в МВД первым заместителем оставался связанный с Хрущевым еще довоенной службой в Киеве Серов. Однако дело не столько в подобных аппаратных связях. И провинциальная карьера, и личный нрав Хрущева были такими, что он – в отличие от старой кремлевской аристократии – имел важные личные связи именно в партии.

Консервативная реформация сталинизма технократами-прагматиками Берией и Маленковым была сорвана старыми сталинистами во главе с Молотовым вместе с Хрущевым через два года. Поскольку режим больше не опирался на массовый террор МГБ – МВД, в первую очередь террористический контроль над самой партией, его основой, как и в 1920-е гг., стали партийные структуры; реформы осуществлялись в соответствии с психологией и представлениями не государственнической «вертикали», а территориально-партийной «горизонтали». Никиту Хрущева партийная номенклатура сначала с энтузиазмом поддерживает как кремлевское воплощение лучших черт рядового провинциального партийного работника, чтобы на исходе его карьеры возненавидеть его как символ ничтожности и бесталанности все того же рядового провинциального партийного работника, который замахнулся на высокую для его харизмы бюрократическую должность.

Хрущев был умным, одаренным и нестандартным человеком. Он имел прекрасную память, живое воображение, разнообразные способности, знал неизвестно откуда, не имея фактически никакого образования, очень много вещей, необходимых руководителю, был полон замыслов и идей, освоил искусство дипломатических хитростей и интриг – как малых, кабинетных, так и больших, международных. Если употреблять слово «элита», то Хрущев не принадлежал ни к рабочей, ни к крестьянской элите. Крестьянином Хрущев давно не был, из села он молодым ушел работать на шахту и всю жизнь гордился, что зарабатывал до революции очень хорошо – 30 руб. золотом. И рабочим лидером он никогда не был – бывший красноармеец Никита стал провинциальным партийным работником, которого судьба вынесла на самый государственно-партийный верх. Его давние «связи с массами» уж никак не могли сохраниться в том номенклатурном быту, в какой он попал. Это были почти забытые воспоминания далекой молодости.

С этой точки зрения и в этом, «элитном», измерении скорее следует говорить о Хрущеве как о представителе не масс, а партийной черни. С ее вульгарностью, необразованностью, комплексом неполноценности, враждебностью к интеллигенции и «умникам» вообще. С ее стремлением превратить свои недостатки и свою ничтожность и невоспитанность в какие-то особенные «народные» добродетели. «Произведения» Хрущева, щедро изданные его лакеями и бесследно исчезнувшие после его отставки, полны кичливости его мнимыми победами над «кабинетной наукой». Время от времени его охватывала буквально ненависть к настоящей науке, культуре, интеллигенции, он хамил, кричал, теряя достоинство. Характерно, что при Хрущеве не делались попытки пересмотреть «еврейское дело»: политика государственного антисемитизма, установленная Сталиным, продолжалась нетеррористическими методами. Преданность «черному» Лысенко просто трудно объяснить; здесь оказывались бессильными и его близкие, с которыми Никита обычно считался, – когда шла речь о Лысенко и генетике, он ничего не слышал. Бессмысленный конфликт Хрущева с Сахаровым и Академией наук по поводу выдвиженцев Лысенко ускорил его падение.

Страница