Кровавый век - читать онлайн книгу. Автор: Мирослав Попович cтр.№ 268

Страница

Л. П. Берия

Направления реформации коммунистической политики четко определились уже с первых шагов Маленкова – Берии. В первую очередь был дан отбой «еврейскому делу». «Врачей-убийц» немедленно выпустили, у Лидии Тимашук отобрали орден Ленина, выданный ей за донос, отыскали и куда-то дели Рюмина. Страна была подведена к мировой ядерной войне, и необходимость положить конец конфликта в Корее и Вьетнаме стала неотложным требованием времени. Берия, поддерживаемый Маленковым, настаивал на объединении Германии (как и Австрии) на основе статуса нейтрального государства. Относительно Германии эту идею публично выдвинул Сталин, убежденный в том, что это – наилучший путь к утверждению в Германии коммунизма, поскольку противоречия между империалистическими государствами ведут Запад к империалистическим войнам между собой (эти безумные идеи он изложил в «Экономических проблемах социализма»).

Во внутренней политике Берия инициировал курс на резкое повышение статуса национальных республик и в частности Украины, где после его поездки в Киев и на Галичину началось что-то такое, что очень напоминало украинизацию 1920-х гг. Первым секретарем ЦК Компартии впервые стал украинец по национальности, А. И. Кириченко. Эта политика закончилась так же внезапно, как началась, но более стойкими оказались другие новации, – освобождены были приусадебные участки и сады колхозников от гнета сталинских налогов, оживились базары, началось что-то похожее на НЭП. Большая амнистия, правда, была сорвана и преобразована в амнистию для тяжелых и мелких криминальных преступников, которая принесла волну грабежей и убийств, но курс на уменьшение роли репрессий все же ясно проявился. Короче говоря, Берия и Маленков начали либерализацию режима.

Как должна была бы выглядеть «перестройка» по-бериевски и по-маленковски, можно судить по опыту Венгрии 1953–1954 гг. Имре Надь, «венгерский Маленков», был выдвинут даже не Маленковым, а Берией, – в коминтерновские времена Надь был сексотом с кличкой Володя, что не помешало ему искренне ненавидеть тоталитарные порядки и не отступить перед смертельно опасным натиском московских гордецов, которые так рассчитывали на его страх перед компроматом. Стоит напомнить, что одна из площадей Будапешта сегодня носит его имя. Реформы Надя были достаточно радикальными, но не имели характера «шоковой терапии». Как и Маленков, Имре Надь был больше склонен к «бархатной» тактике, медленно ослабляя поводки и стремясь будить скорее не критику, а надежды. В 1955 г., после падения Маленкова, Имре Надь был снят с должности, и на его место Хрущев и Суслов вернули сталиниста Ракоши.

Имре Надь

Либерализация коммунистического режима, затеянная Маленковым поначалу вместе с Берией, имеет все черты консервативного реформизма, классически охарактеризованного Маннгеймом. Маленков не исходил из какой-то заранее принятой схемы желаемого уклада, он пытался устранять один за другим те препятствия развитию, которые казались наиболее очевидными. Это отвечает «морфологии консервативного мышления» по Маннгейму: «Неромантический консерватизм всегда выходит из конкретного случая и никогда не выходит за горизонт, очерченный конкретным окружением. Он занимается непосредственной деятельностью, изменением конкретной частичности и в результате не утруждает себя тем, чтобы заниматься структурой мира, в котором живет… Консервативный реформизм основывается на замене одних единичных факторов другими единичными факторами («улучшении»)». ^[666] В этом заключаются и сильная, и слабая стороны консервативного реформизма: он в состоянии на те и только те реформы, которые поддерживают стабильность.

Но хрущевский способ мышления непохож на альтернативу консервативному реформизму, очерченную Маннгеймом. «С другой стороны, каждая прогрессистская деятельность пользуется сознанием того, что возможно… Она убегает от конкретности не потому, что хотела бы заменить ее другой конкретностью, а потому, что стремится к созданию другой системной исходной точки для последующего развития… Таким образом, прогрессивный реформизм стремится к изменению системы как целого, в то время как консервативный реформизм занимается отдельными деталями». ^[667]

Что же представлял собой хрущевский реформизм?

Хрущев был тем ответом на смерть тирана, которая больше всего устраивала всех. Этот ответ можно определить как «коммунизм без Сталина» или «марксизм-ленинизм без Сталина». Слабость политической позиции Хрущева иногда видят в том, что он возводил все к личности Сталина. Это не совсем так. Суть формулы в том, что это должен был быть тоталитаризм без массового террора.

Когда в октябре 1964 г. пленум ЦК освобождал Хрущева от всех должностей, он поначалу не хотел подавать заявления и прекращать борьбу, а затем в конечном итоге передал через Микояна: «Я уже старый и устал. Пусть теперь справляются сами. Главное я сделал. Отношения между нами, стиль руководства поменялись в корне. Разве кому-нибудь могло пригрезиться, что мы сможем сказать Сталину, что он нас не устраивает, и предложить ему пойти в отставку? От нас и мокрого места не осталось бы. Теперь все иначе. Исчез страх, и разговор идет на равных. В этом моя заслуга. А бороться я не буду». ^[668]

Эта фраза объясняется обычно как свидетельство антитоталитарного направления политического курса Хрущева. Для такого толкования нет оснований.

Для покойного тирана – Сталина – Хрущев в крайнем случае хотел оставить какое-то скромное место среди тех побед коммунизма, которые ему самому казались бесспорными. При этом в определении места немало зависело от конъюнктуры – под давлением обстоятельств Хрущев иногда даже заявлял, что «мы не отдадим нашего Сталина». Но и личная ненависть, которая в результате все же проступала сквозь все декларации, и нежелательность кровавых методов для Хрущева как коммунистического политика и как личности не исключают другую сторону дела: Хрущев никогда не отказывался от попыток удержать систему тотального контроля над всей экономической, политической и духовной жизнью общества.

Хрущев действительно не применял террористических методов коммунистической власти, и он действительно хотел бы вычеркнуть имя Сталина из истории партии.

Страница