Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 336

Было бы некоторым упрощением, зато лишенным серьезного искажения, сказать, что эти вопросы попали в центр внимания из-за попытки нового к ним подхода – со стороны биологии, когда английский ученый по имени Чарльз Дарвин в 1859 году издал одну из основополагающих книг современной цивилизации, названной для краткости «Происхождение видов». Многим в ее содержании он обязан другим авторам. Ее выход в свет пришелся на момент и на страну, где она, скорее всего, должна была вызвать бурную реакцию; общественность в некотором смысле была готова к такому произведению. Проблема справедливости традиционного господства религии (например, в образовании) витала в воздухе. Слово «эволюция» к тому времени все уже знали, хотя Дарвин старался избегать его использования и это слово появилось только лишь в пятом выпуске его труда, напечатанном спустя 10 лет после первого.

При всем том его книга послужила величайшим своеобразным утверждением эволюционной гипотезы. А именно: что живые существа подверглись долгой эволюции от простейших форм. Эволюция конечно же коснулась человека, что Дарвин проследил в еще одной книге – «Происхождение человека», вышедшей в 1871 году. Различные взгляды предлагались по поводу того, как эта самая эволюция происходила. Дарвин, находившийся под впечатлением теории Т. Мальтуса о смертельной схватке человечества за пропитание, взял на вооружение такое представление, что качества, обеспечивавшие успех в очевидно враждебных окружениях, способствовали «естественному отбору» созданий, в которых эти качества воплощались: такое воззрение потомки опошлят (и внесут ужасное искажение) через использование к месту и не к месту словосочетания «выживает сильнейший». Но при всей важности многочисленных аспектов его труда для воодушевления новой мысли в ней все-таки следует обратить внимание на то, что Чарльз Дарвин наносил удар по библейскому варианту сотворения мира (а также по предположению об уникальном статусе людей), пользовавшемуся гораздо более широким признанием, чем все остальные. В сочетании с библейской критикой и геологией его книга лишила любого добросовестного и вдумчивого человека возможности принимать – как это было еще возможно в 1800 году – Библию как буквальную истину.

Подкоп под авторитет Священного Писания остается самым очевидным способом, которым ученые подрывали веру в безусловные истины. Таким же, если не более важным, представляется новый, пока неявный, но укрепляющийся престиж, который наука приобретала у самых широких за все времена масс населения. Престиж науки появился из-за ее нового статуса как главного инструмента покорения природы, вроде бы постепенно утрачивавшей способность к сопротивлению человеку. Так зарождалось явление, которому предстояло превратиться в инструмент мифологизации науки. Суть его заключалась в том, что великие достижения науки XVII века очень редко служили изменению жизни обычных мужчин и женщин к лучшему, зато в XIX веке жизнь людей становилась лучше именно благодаря все расширяющемуся внедрению в нее научно-технических открытий. Люди, ни слова не понимавшие в трудах, написанных Иосифом Листером, который обнаружил роль (и открыл метод применения) стерилизации в хирургии, или Майклом Фарадеем, больше всех на планете сделавшим для разработки техники выработки электричества, знали тем не менее, что медицина 1900 года отличалась от медицины их дедушек, и часто видели вокруг себя электрические приборы. К 1914 году появились средства передачи и приема радиосообщений через Атлантику, широкое распространение получили аэропланы (вместо воздушных шаров), во всех аптеках появился аспирин, а один американский промышленник продавал свой первый дешевый серийный автомобиль. Растущая мощь и масштаб развития науки перечисленными фактами далеко не ограничиваются, но вещественный прогресс подобного рода производил на обывателя глубочайшее впечатление, и он начинал поклоняться совсем новой святыне. И главными были технические новинки, потому что в течение долгого времени они служили практически единственным способом, посредством которого наука оказала положительное влияние на жизнь подавляющего большинства народа. Уважение к ней поэтому росло пропорционально наглядным результатам в разработке или изготовлении товаров, и даже сейчас, хотя наука оказывает свое влияние совсем иными способами, мы можем следить за ее достижениями по эволюции производственных процессов. Но с учетом глубокого переплетения в данном плане с доминирующей мировой цивилизацией и настолько плотного внедрения в общество эволюция европейской науки означала намного больше, чем просто укрепление мощи только одной расы. На протяжении нескольких лет вплоть до 1914 года удалось заложить фундамент для вывода, который станет очевидным во второй половине XX века, то есть то, что наука представляет собой одновременно еще и главную движущую силу доминирующей мировой культуры. Наука уже касалась всех сторон человеческой жизни, в то время как люди все еще пытались осознать хотя бы некоторые ее самые элементарные философские последствия.

Простейшим проявлением таких перемен (в качестве отправной точки) называют то, что определяет статус науки как общественного и материального явления. С момента, когда в XVII веке удалось добиться первых великих достижений в физике, наука уже представляла собой общественное явление. Потом открыли соответствующие ведомства, их сотрудники объединили свои усилия ради изучения природы способами, которые позже можно было признать в качестве научных. Ученых мужей уже тогда нанимали правители, чтобы воспользоваться их знаниями и опытом для решения конкретных проблем. К тому же замечено, что в прикладных искусствах (а эту сферу чаще называли искусством, чем наукой), таких как навигация или сельское хозяйство, эксперименты тех, кто сам не относится к числу профессиональных технических специалистов, также могли принести ценный вклад. Но по терминологии того времени ученых все еще называли «натурфилософами» (естествоиспытателями). Слово «ученый» изобрели по прошествии приблизительно одной трети XIX столетия, когда общество почувствовало созревшую потребность в отделении строгого экспериментального исследования природы от спекуляций по ее поводу без оговоренной заранее причины. Даже после этого тем не менее в представлении подавляющего большинства людей практически не существовало разницы между человеком, который провел такое исследование, и человеком, занимающимся прикладной наукой, или техником, выглядевшим намного более заметным представителем науки в эпоху конструкторских разработок, горной добычи и товарного производства на невиданном до того уровне.

В XIX веке, однако, впервые ученые мужи считали науку само собой разумеющейся сферой изучения, исследователи которой располагали профессиональным положением. Новый статус науки обозначили намного более значительным местом, отведенным ей в сфере просвещения, одновременно через образование новых кафедр в существующих университетах и открытие в ряде стран, прежде всего во Франции и в Германии, специализированных научно-технических учреждений. В программы профессиональных исследований тоже включили укрупненные научные компоненты. Внедрение всего передового ускорилось, так как польза науки для социально-экономической жизни народов становилась все более очевидной. Суммарный эффект состоял в том, чтобы развивать уже укоренившуюся тенденцию. Приблизительно с 1700 года наблюдается постоянное и показательное увеличение числа ученых во всем мире, которое удваивалось приблизительно каждые 15 лет (чем объясняется поразительный факт того, что с тех самых пор живых ученых на планете всегда насчитывалось больше, чем почивших в бозе). Для XIX века можно подобрать альтернативные показатели развития науки (например, учреждение астрономических обсерваторий), причем рост их числа шел по так называемым экспоненциальным кривым.