Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 326

Такие факты все труднее было игнорировать. Но власть англичан в Индии на них не заканчивалась. Правительству одной пятой части человечества приходилось мириться с проявлениями элементарного страха, алчности, цинизма или властолюбия. Людям, как правило, трудно преследовать коллективные цели без привязанных к ним своего рода мифов, служащих им оправданием. Британцев в Индии эта доля тоже не обошла. Кто-то из них видел себя наследниками римлян, к которым классическое образование воспитывало восхищение, ведь они стоически несли бремя холостяцкой жизни в чужом краю, где требовалось устанавливать мир между враждующими племенами и внедрять право среди народов, его не знавших. Еще кто-то считал христианство драгоценным даром, с помощью которого они должны были уничтожать идолов и избавлять коренное население от злых привычек. Кому-то не удалось сформулировать такие ясные представления, зато они отличались простым убеждением в том, что даровали добро большее, чем существовало до них, и поэтому они приносили пользу.

В основе всех этих взглядов находилось убеждение в собственном превосходстве, и удивляться ему не приходится; оно всегда приводило в движение кое-кого из империалистов. Но ближе к завершению XIX столетия идеи европейского превосходства получили подкрепление вошедшими в моду расистскими воззрениями, а также смутными воспоминаниями о том, что преподавалось под видом тогдашней биологической науки о естественном отборе наиболее живучих видов. Такие воззрения обеспечили новое объяснение для более значительного социального отчуждения британцев в Индии от коренных индийцев после шока мятежа сипаев. Невзирая на весьма умеренное вовлечение поименованных индийских землевладельцев и коренных правителей в законодательную ветвь правительства, только в самом конце столетия к ним присоединились избранные индийцы. Более того, притом что индийцы могли претендовать на государственную службу по конкурсу, существовали серьезные практические препятствия на пути их вступления в разряд лиц, наделенных полномочиями принятия решений. В армии индийцев тоже не подпускали на старшие командные должности.

Самая крупная группировка британской армии всегда находилась на территории Индии, где ее стойкость в бою и монополия на обладание артиллерией сочетались с управлением индийскими полками европейскими офицерами, задача которых состояла в том, чтобы предотвратить повторение мятежа сипаев. Появление железных дорог, телеграфной связи и самых передовых образцов вооружения в любом случае говорило в пользу существовавшего в Индии правительства точно так же, как в любой другой европейской стране. Но вооруженные силы больше не служили объяснением самонадеянности британского правления, так как ему на смену пришло убеждение в расовом превосходстве. В отчете о переписи населения в 1901 году находим данные о том, что индийцев тогда насчитывалось чуть меньше 300 миллионов человек. Ими управляли около 900 человек белых государственных служащих. Как правило, на одного британского солдата приходилось 4 тысячи индийцев. Как один англичанин однажды образно высказался: если бы индийцы как-то решили одновременно плюнуть на его соотечественников, те просто утонули бы в их слюне.

Британская Индия к тому же существовала за счет тщательно просчитанных управленческих решений. За основу после мятежа сипаев принималось то, чтобы как можно меньше вмешиваться в жизнь индийского общества. Убийство новорожденных девочек пришлось запретить как квалифицированное убийство, но ни малейших попыток пресечения не предпринималось против многобрачия или венчания в детском возрасте (хотя после 1891 года перестали официально регистрировать браки до достижения женой 12 лет). Линия права должна была проходить снаружи того, что разрешалось положениями индуистской религии. Такой консерватизм нашел отражение в новом отношении к индийским коренным правителям. После мятежа сипаев все увидели, что они обычно сохраняют лояльность; те, кто выступили против правительства, пошли на этот шаг из-за обиды по поводу аннексии их земель британцами. После подавления мятежа сипаев права этих коренных правителей неукоснительно уважали; князья управляли своими государствами самостоятельно и фактически ни перед кем не отчитывались, но все-таки с оглядкой на британских политических чиновников, живших при их дворах. На коренные штаты Индии приходилось больше одной пятой части населения. Повсеместно британцы поддерживали коренную аристократию и землевладельцев. Тем самым создавалась база лояльности со стороны ключевых групп индийцев, но при этом британцам часто приходилось полагаться на тех, чьи собственные властные полномочия уже оказывались подорванными из-за социальных изменений. Просвещенный деспотизм за их счет, но в интересах крестьянства (появившегося в начале столетия) тем не менее теперь исчез. Такими выглядели самые грустные последствия мятежа сипаев.

К тому же в Британской Индии наравне со всеми остальными имперскими государствами удавалось постоянно сохранять гарантию от перемен. Сами достижения англичан их опровергали. Устранение войны служило благоприятным фактором для прироста народонаселения, одним из последствий которого считается учащение случаев голода. Но поиск способов заработать на жизнь, кроме как в сельском хозяйстве (который считался возможным выходом из проблемы перенаселения сельской местности), сильно затруднялся препятствиями на пути индийской индустриализации. Они возникли по большей части из-за тарифной политики, проводившейся в интересах британских промышленных производителей. Медленно нарождавшееся сословие индийских промышленников по этой причине оказывалось все более враждебно настроенным по отношению к своему правительству по его же вине. Отчуждение к тому же шло от многих представителей растущего отряда индийцев, получивших образование в соответствии с английскими программами просвещения коренного населения и впоследствии разочарованных при сравнении собственных перспектив с судьбой сверстников из британской общины Индии. Остальные, отправившиеся в Англию на обучение в Оксфорде, Кембридже или судебных иннах (адвокатском сообществе), сочли обнаруженное различие просто нетерпимым: в конце XIX века в Англии индийцы уже появились в качестве депутатов парламента, а в это время в Индии британский рядовой солдат мог продемонстрировать неуважение к выпускнику индийского училища, и, когда в 1880-х годах наместник короля решил было ликвидировать «пристрастное положение», в соответствии с которым европеец считался лицом неподсудным для индийских судей, британские колонисты подняли большой шум. Кое-кто к тому же ориентировался на то, что прочитал в трудах своих наставников; Джон Стюарт Милль и Джузеппе Мадзини именно через своих учеников приобрели огромное влияние в Индии, а через ее предводителей – и в остальной Азии.

Особенно остро негодование проявлялось среди индуистов Бенгалии, считавшейся историческим центром Британской державы: столица Индии находилась тогда в Калькутте. В 1905 году эту провинцию разделили на две части. Тогдашнее расчленение единой территории впервые поставило Британскую Индию перед явлением, в 1857 году не существовавшим, – индийским националистическим движением.

Вызревание чувства национальной самости шло медленно, прерывисто и толчками. Оно представляло собой этап сложного комплекса процессов, послуживших формированию современной индийской политики, притом что выглядело далеко не самым важным в различных районах и на разных уровнях общества. Более того, на каждом этапе само национальное чувство индийцев подвергалось мощному влиянию иноземных сил. Британские востоковеды в начале XIX века начали снова открывать для себя каноническую индийскую культуру, которая представляла огромную важность одновременно для формирования собственного достоинства носителей индуистского национализма и для преодоления глубокого раскола между народами субконтинента. Индийские ученые именно тогда начали выводить на свет под строгим контролем европейцев культуру и религию, изложенную в древних рукописях на забытом санскрите; через них эти ученые могли сформулировать концепцию индуизма, далекого от богатых и фантастических форм, а также наросших суеверий. К концу XIX века такое возвращение к арийскому и ведическому прошлому (на исламскую Индию внимания фактически никто не обращал) зашло достаточно далеко для индуистов, чтобы убедительно противостоять христианским миссионерам и предпринять культурное контрнаступление. Индуистский эмиссар, в 1893 году отправленный в Чикаго на работу в Парламент религий, не только заслужил большое личное уважение и привлек внимание к своим утверждениям о том, что индуизм следует причислить к великим религиям, способным к возрождению духовной жизни носителей других культур. Ему практически удалось обратить в свою веру новых ее приверженцев.