Андерсон открыл ворота, за которыми кончались владения Ларса и Евы. Впереди простиралось огромное поле, самый ровный участок земли на многие мили вокруг. Здесь сеть с Макберни и Миной оставила такой четкий след, что Андерсон и сам уже не терял его из вида.
Вдруг земля содрогнулась. Раздался жуткий лязг, затем стон. Потом в поле снова воцарилась тишина.
– Это что еще такое? – Андерсон закрыл ворота и вернулся в седло.
– Может, какой-нибудь двигатель? Судя по звуку, работает он не слишком хорошо, – Новак погладил своего коня по шее. Конь был возбужден, его ноздри раздувались при каждом вдохе. Андерсон никогда раньше не видел его таким встревоженным. – Не нравится мне это. След ведет на ту сторону поля, а потом прерывается.
Андерсон заметил белую лошадь, которая скакала во весь опор. Он узнал миниатюрную всадницу по изящному сложению и синей ленте, которой была накрепко привязана ее шляпа.
– Джон, – крикнула Ева издалека. – Где Ларс?
С земли взлетела перепелка, испуганная топотом, и Ева свернула к кромке поля, чтобы не столкнуться с птицей. Перепелка захлопала крыльями – и вдруг Ева пропала. Не было больше ни лошади, ни всадницы – лишь небо да трава. Перепелка, казавшаяся крохотной, как воробей, улетела прочь.
– Ева! – Андерсон бросился бежать. Может, она упала в провал? Может, земля поглотила ее целиком? – Ева!
С громким стуком он ударился головой о что-то твердое. Андерсон повалился на спину. Голова закружилась. Шею, казалось, растянули вдвое.
– Джон, ты в порядке? – Ева опустилась рядом с ним на колени и встревоженно посмотрела на него. Она показала три пальца. – Сколько пальцев?
– Четыре. Хотя нет… – он попытался сесть, чтобы его голова снова встала на место. – Три. Что ты здесь делаешь?
– Осматриваю поле, прежде чем пригнать сюда стадо, – словно чтобы подтвердить ее слова, где-то впереди замычала корова. – Смоки и Джин сгоняют коров на верхнее поле.
Андерсон поморщился. Прекрасно, он валялся, оглушенный, на поле, на которое через пару часов пригонят целое стадо коров. У них с Новаком почти не оставалось времени найти, где они потеряли сеть и ее хозяина.
Тут перед ним возникло лицо парнишки-индейца.
– Это призрачная повозка.
– О чем это он? Головой ударился ты, а бредит почему-то он, – пробормотала Ева.
Андерсон все же сел и потер саднящую шею.
– Что ты имеешь в виду, Новак?
– Подлюга сказал, что прошлой ночью на нас напал призрак. Помнишь? Но я ничего не видел. Вообще ничего.
– Вы ищете призрака? – Ева переводила взгляд с одного из них на другого. – И куда запропастился мой муж?
– Ох, Ева… – Андерсон взял ее за руку и рассказал обо всем, что случилось ночью. Его глаза наполнились слезами. Ларс погиб. Погиб его друг и помощник.
Ева вырвала руку и закрыла лицо ладонями. С секунду она не шевелилась. Затем вытерла слезы и резко шмыгнула носом.
– Ева, мне очень жаль.
Она покачала головой.
– Сейчас не время. Твоя дочурка все еще где-то там. Нужно найти ее, пока с ней ничего не случилось.
– Кажется, я знаю, где она, – сказал Новак.
Андерсон почти забыл о нем. Обернувшись, он увидел, что парнишка лежит на животе, припав лицом к земле.
– Земля довольно сухая, так что следов почти не остается, а призрак здесь шел осторожно. Он не тащил сеть за собой, – он показал на что-то, что Андерсон различить не сумел. – Он постоял здесь немного, подождал чего-то, – парнишка вскочил на ноги. – Я вижу, что случилось.
– Что? – спросила Ева.
– Пока мы были во Фриско, я частенько захаживал в доки, – сказал Новак и, кивая, отошел на несколько шагов. Он указал на осколки стекла, затем на норку суслика. – Уверен, Андерсон, ты тоже там бывал ребенком.
– Бывал. И что? – Андерсон поднялся на ноги. – О чем ты вообще?
– С кораблей сбрасывают сходни, чтобы поднимать на борт грузы. Они еще похожи на огромный язык.
Ева тоже встала и провела руками по воздуху, словно поглаживая нечто невидимое, но при этом вполне осязаемое.
– Призрачный трап для призрачной повозки.
– Точно! – улыбнулся ей Новак. – Я делал то же самое, миссис… э-э…
– Зови меня Евой, – она зашла за угол, и верхняя половина ее тела исчезла. – Можно почувствовать, но нельзя заметить.
Андерсон с недоверием протянул вперед руку.
– Призрачная повозка… – он провел по ней рукой и ощутил приятное тепло. Рука завибрировала, словно он коснулся укрощенной и безопасной молнии. – То есть Мину и Макберни погрузили в этот невидимый корабль, как мешок бобровых шкур?
– Да.
– Нужно проникнуть внутрь.
Рассерженная корова снова замычала. На этот раз звук был уже ближе. Андерсон ударил рукой по невидимому кораблю. У них не было времени на это дерьмо.
Ева снова возникла перед ним.
– Но как? Здесь нет двери, в которую мы можем постучаться.
– У меня есть идея, – улыбнулся Новак.
Стадо Евы оказалось гораздо внушительнее, чем помнил Андерсон. Когда он вместе с Ларсом гнал коров на большое поле, работа казалась ему скучной и утомительной, а скотина – неуклюжей и тяжеловесной. Теперь Андерсон видел стадо таким, каким его описывал Новак: да, коровы были медлительны и неуклюжи, но при этом могли растоптать человека, возникшего у них на пути. Они могли растоптать что угодно, даже призрачную повозку.
Новак все детство слушал истории о таких огромных стадах. Его бабка из племени шаста вышла замуж за шахтера из племени сиу, который пришел на юг из Дакоты в разгар Золотой лихорадки 1849 года. В сравнении с огромными стадами бизонов, которые бродили по равнинам Дакоты, стадо Евы казалось крошечным. Дед Новака мальчишкой только помогал взрослым на крупных охотах, но эти дни остались в его памяти навсегда. Теперь Новак хотел повторить историю.
– Это называется «бизоньим прыжком». Бизонов просто сгоняют с утеса, – объяснил он. – Получается водопад из животных.
Ева подняла руку.
– Так мое стадо окажется уничтоженным? Я рассчитывала на следующей неделе выставить его на аукцион.
Новак покачал головой.
– Ты ведь ощупала призрачную повозку. Она ужасно тяжелая. Столкнувшись с ней, коровы ее перевернут. На скорости они растопчут ее, и она откроется.
– Что, если ничего не получится? – спросил Андерсон. – Что, если пострадает Мина?
– У тебя есть предложение получше? – огрызнулся Новак.
Андерсону пришлось признать, что других идей у него нет. Даже сейчас, глядя на триста голов скота, он не мог ничего придумать.