Тайны Французской революции - читать онлайн книгу. Автор: Эжен Шаветт cтр.№ 136

– Арестовав Бонапарта? – живо спросил Монтескью.

– О, ни-ни! Очень неосмотрителен будет тот, кто захочет в настоящую минуту наложить руку на героя. Но если нельзя напасть на пастуха, то можно разогнать его собак.

– А когда? – спросил аббат с трепетом надежды.

– Когда? Да это от вас зависит, сударь мой, – захихикал министр, глаза которого, казалось, спрашивали Монтескью.

Вождь роялистов понял этот взгляд, говоривший: «Сначала заплатите». Но он не мог ответить на это немое воззвание до тех пор, пока у него не было в руках миллионов Дюбарри.

Опять надо было тянуть время.

– Которое сегодня число? – сказал он.

– 10 брюмера, – отвечал Фуше.

– Через восемь дней будут готовы пять миллионов.

– А! Так заяц и дальше позволит черепахе обгонять его? Это большая неосторожность… уже не говоря о том, что в восемь дней много воды утечет, и наш человек, чувствуя себя в более выгодном для него положении, чувствуя, что он будет в состоянии принести несравненно большую пользу, может потребовать и шести миллионов, – сказал Фуше со своей вечной улыбкой.

Подавив отвращение к продажности бывшего члена Конвента, аббат отвечал:

– В тот день, когда я обращусь к этому человеку, я буду готов уплатить ему сумму, которую он потребует.

– Хорошо! – отвечал Фуше. – Но заяц напрасно выжидает. Пари могу держать за черепаху. Передайте же это всем заинтересованным, мой любезный!

Сказав так, министр вышел из кафе матушки Камюза.

Через восемь дней после свидания аббата с Фуше Париж проснулся, словно в лихорадке. Наступило 18 брюмера.

Не будем передавать рассказа о событиях этих двух дней государственного переворота, которые всем известны. С самого раннего утра аббат прибыл в дом Сюрко, чтоб ожидать там обещанных миллионов. Бледный, но внешне спокойный, он видел, как улетали, один за другим, часы, унося с собой шансы на успех партии, которую он давно считал выигранной.

Двадцать молодых людей, его приверженцев, разбрелись по городу и ежеминутно приносили ему известия, которые успели услышать среди толп народа.

По наущению бонапартистских партизан, внушивших им мысль, что существованию их угрожает опасность со стороны Директории, Совет Старшин и Совет Пятисот решили перебраться в Сен-Клу, поручив охрану Бонапарту.

– Дураки! Они предают себя тому, который хочет сразить их! – шептал роялист.

Все войска получили приказание стать под команду генерала.

– Да, да, – говорил аббат опять, – подносите ему розги, которыми он вас же высечет, жалкие безумцы!..

При каждом новом известии о решительных шагах противника, он повторял с лихорадочным беспокойством:

– Один Фуше в состоянии спасти меня, но прежде нужно сокровище, чтоб заручиться поддержкой этого человека!..

И он стоял как вкопанный перед часами, с напряженным вниманием следя за указаниями стрелки и с грустью считая драгоценные улетавшие минуты.

Наступил вечер, но о Точильщике не было никаких вестей. Наконец пришла и ночь, проходил час за часом, а аббат все ждал, с бесстрастным лицом, но терзаемый необъяснимыми душевными страданиями. Время от времени его губы шептали:

– Миллионы! Миллионы!

Наконец вот и 19 брюмера! Этот день принес с собой шум, извещавший о вступлении в Париж войск, размещавшихся на указанных постах. Подобно аббату, Бонапарт бодрствовал всю ночь, готовя дерзкое предприятие и отдавая наставления преданным генералам, которые до рассвета еще запрудили маленький двор его дома.

В одно из окон дома Сюрко аббат видел, как проезжал по улице Мон Блан его деятельный противник, окруженный свитой своих партизан: он ехал, чтоб стать во главе армии, так глупо доверенной ему национальными депутатами, и с помощью этой армии он сбирался свергнуть их.

– Фуше сумел бы еще остановить его!.. А где же миллионы! миллионы! – тоскливо твердил Монтескью.

После одного из этих нервозных восклицаний аббата Ивон склонился к уху Пьера и прошептал:

– Молчание Точильщика необъяснимо. Надо отправиться за ним на поиски.

– Мне сегодня ночью пришло в голову одно опасение. Боюсь, что бандит, открыв убежище Пусеты, бежал, захватив с собой женщину и сокровище.

Ивон, захваченный важными событиями, уже три дня не навещал госпожу Сюрко. Услышав опасения Кожоля, влюбленный поспешил ответить:

– Я бегу к ней. Через час мы узнаем, что сталось с Пусетой.

И Ивон вышел, оставив друга одного с аббатом. Но Монтескью уже не сиделось на месте: беспокойство терзало его, и, не в силах больше терпеливо ждать появления сокровища, он через десять минут сказал молодому человеку:

– Господин Кожоль, мне надо переговорить с Фуше. От него зависит наше спасение. Если во время моего отсутствия вы получите известие о негодяе, которого мы ждем, то, не медля ни минуты, постарайтесь присоединиться ко мне. Отыскать министра полиции в этой суматохе вам будет нетрудно, а где будет он, там вы найдете и меня.

И аббат устремился по следам Бонапарта с последней смутной надеждой, что непредвиденное событие остановит его триумф.

Кожоль скоро увидел возвращавшегося Ивона, бледного и задыхавшегося от быстрого бега.

– Ну, что же? – вскочил он, встревоженный, заметив смущение друга.

– Ты был прав! Случилось нечто непредсказуемое. Вчера госпожа Сюрко получила записку, подписанную моим именем. Не зная моего почерка, она поверила содержанию письма, приказывавшего доверить Пусету подателю письма, и отпустила пленницу.

Граф с минуту размышлял.

– Слушай! – сказал он. – Пусета была нашей пленницей, сама того не подозревая, потому что для того, чтобы задержать ее, нам стоило только немного слукавить, попросив, чтоб она нигде не показывалась, а иначе навлечет опасность на своего Шарля. Любовь сделала ее легковерной и послушной. Итак, когда Пусета ушла от госпожи Сюрко, она, всего вероятнее, отправилась в свой отель и нашла в нем своего возлюбленного. Если мы ее там уже не застанем, то, по крайней мере, можем рассчитывать на какое-нибудь открытие. Не медля ни минуты, надо бежать к комедиантке.

Через четверть часа молодые люди явились, сильно запыхавшись, к дверям жилища актрисы. Чтоб дойти до дома Пусеты, им стоило величайших усилий протиснуться сквозь ряды солдат, оцепивших Люксембург, где генерал Моро, перешедший на сторону Наполеона, охранял арестованных: трех членов Директории – Гойе, Барраса и Мулена, в то время как сам Бонапарт командовал государственным переворотом. Что касается двух других директоров – Сийэза и Роже Дюко, то они примкнули к заговорщикам.

В доме Пусеты царила глубокая тишина.

– Можно подумать, что отель пуст, – сказал Ивон.