После мессы я возвращалась домой с мамой и бабушкой.
— На каком ты сейчас месяце, Онора? — спросила мама.
— Думаю, на третьем. Майкл еще не знает.
— Так скажи ему, — посоветовала бабушка.
Я рассказала ему все вечером, объяснив, что затягивала с этим признанием сначала потому, что не была уверена, а потом — чтобы не тревожить его.
Майкл очень нежно приложил палец к моим губам:
— Тс-с-с, Онора, a stór. Ничего, мы справимся.
* * *
К январю голод начал сказываться на наших детях. Теперь, обнимая Пэдди и Джеймси, я чувствовала каждое их ребрышко. А Кати тревожилась по поводу своего младшего, Джеймса.
— Молоко у меня слишком жидкое, Онора, а он такой худенький, кожа да кости.
Мы ели раз в день, вечером, чтобы дети могли уснуть. В основном это было толокно с парой картофелин, разделенных на всех. Мальчики жадно поглядывали на посевную картошку на чердаке, но хорошо понимали, что ее трогать нельзя.
— Еще всего три месяца подождать, и мы посадим ее, — обещал им Майкл.
Он попробовал продать свое седло, но Билли Даб не дал за него даже пенни. Он показал Майклу заложенную одежду, сети, посуду и постельное белье, которыми был забит его дом. Наше одеяло он тоже не взял.
По крайней мере, к нам больше не наведывались солдаты. Вероятно, дождь и раскисшие дороги удерживали их по казармам. А может, они понимали, что нас уже нечего бояться.
Сопротивляться не было никакой возможности. Просто пережить очередной день — и то было очень сложно. Я молилась, чтобы правительство забыло о «невидимой руке» и просто помогло нам.
* * *
Февраль. Майкл каждое утро вставал первым. Он спускался к ручью, набирал в котелок холодной чистой воды, наливал немного в лохань для Чемпионки и Ойзина, а потом давал им охапку сена, оставшегося с лета.
Майкл и Оуэн пытались продать лошадей, но никто не мог за них заплатить — разве что взять даром.
— Сохраните их у себя, — сказала я. — Скоро уже появится молодая трава — и у Чемпионки с Ойзином будет больше еды, чем у нас с вами.
Когда Майкл приносил воду в дом, у меня уже был разожжен очаг. Слава богу, что почва у нас на участке была болотистой: прошлым летом Майкл наносил торфа и разложил его на громадных полках. Потом просыпались мальчики, и мы с ними играли, наблюдая, как со дна котла к поверхности воды начинают подниматься пузырьки.
— Все, кипит, — объявлял Джеймси.
После этого Пэдди опускал в кипяток пучок сушеной крапивы, держа ее за стебельки, чтобы не обжечься. И мы начинали вдыхать поднимающийся из котла пар.
— Вы у меня молодцы, — говорила я мальчикам. — И спасибо Господу за этот аромат.
В то утро мы с мужем пили крапивный чай из единственной чашки, которую Майкл не продал.
Стоял ясный день, сухой и нехолодный.
— Думаю сводить детей в Барнский лес, посмотреть, не осталось ли там подснежников, которые появились на День Святой Бригитты. А оттуда сходим к маме с бабушкой… Может, удастся найти мидии или других моллюсков на приливной полосе.
— А ты в состоянии столько пройти? — спросил Майкл.
— Этот маленький человечек внутри меня настроен решительно. Все время крутится.
— Я подумывал снять наше окно, — сказал Майкл. — Заложу дырку земляными кирпичами, а стекло продам. Наверное, сделаю это сегодня.
Он предлагал это и раньше, но я все время возражала — мне очень нравилось окно.
— Продать окно — все равно что потерять веру, Майкл. Когда я смотрю на солнце над заливом, эти чудесные краски напоминают мне, что Господь, создавший всю эту красоту, не может покинуть нас навеки. Не лишай нас этого божественного света.
— Но если Джексон увидит это…
— Не увидит. До срока уплаты ренты еще восемь месяцев. К тому времени уже будет собран урожай и весь этот ужас закончится. Если же мы потеряем это окно…
— Нам нельзя его потерять, — вдруг вмешался Пэдди, который вслушивался в каждое наше слово. — Такого больше ни у кого нет. Только у нас.
— А Пэдди все время хвастается, папа, — сказал Джеймси. — Рассказывает другим мальчикам, что только у Келли есть окно, Чемпионка и дяди, которые вытаскивают рыбу из моря. Еще он говорит, что у нас скоро будет своя кузница, что он станет кузнецом, будет сильно стучать молотом и…
— Ничего я не хвастаюсь, — оборвал его Пэдди, — а просто говорю. Это помогает мне не думать о том, как я голоден.
Теперь заплакала Бриджет. Ее маленькому животику не могли помочь ни молитвы, ни хвастовство, ни живописные восходы солнца. Я принялась ее укачивать. Молока в моей груди не было.
— Вот, мальчики… Ваш папа сейчас даст вам отхлебнуть волшебного напитка из своей чашки. Пейте медленно и смакуйте. Прочувствуйте всю его теплоту.
Я сунула палец в чай и дала Бриджет пососать его. Потом выловила из котла крапиву, бросила в него щепотку муки крупного помола и принялась размешивать ее палкой, пока та варилась в отваре крапивы. Все же лучше, чем на пустой воде, как говорила бабушка.
— Мама слышала от миссис Андерсон, супруги капитана береговой охраны, что на складах лежит груз американского зерна, — сообщила я Майклу. — Эта женщина сказала, что его держат в резерве.
— В резерве для чего? — спросил Майкл.
— Я тоже хотела бы это выяснить, — ответила я. — Майкл, может быть, тебе съесть не часть картофелины, а целую, прежде чем ты пойдешь? Дорога в Голуэй Сити долгая. Что если там открылись общественные работы, а у тебя не будет сил, чтобы держать в руках лопату?
— Если там идут работы, поверь мне, я все смогу. Но боюсь, что мы опять простоим в очереди без толку. А с едой я могу подождать и до вечера.
* * *
— У правительства было столько проблем с доставкой этой кукурузы, — говорила миссис Андерсон.
Мы с мамой и детьми стояли, слушая ее.
— Это маис. Они еще называют ее маис, — пояснила она.
Дело было в сарае за пристанью, где береговая охрана хранила свое имущество. Здесь же находилась контора мужа миссис Андерсон, капитана. Показывая нам ряды мешков запасенного зерна кукурузы, она тыкала в них пальцем и улыбалась, как бы говоря: «Сэр Роберт Пиль
[42] и народ Британии не бросили нас голодать. Но вы все равно не получите эту еду, пока мы не убедимся, что вы действительно умираете с голоду по-настоящему».
— Закон о зерне делает импорт американского зерна сюда неимоверно дорогостоящим, — поясняла нам миссис Андерсон. — Тарифы на иностранное зерно очень высокие. Конечно, полагаю, это необходимые меры, но закон этот не применим к кукурузе. С этим нам очень повезло, не так ли?