Я уже могла видеть наш домик наверху.
— Майкл! — что было сил крикнула я. — Майкл!
— Иду, a stór! — крикнул он в ответ. — Уже иду, Онора!
Он быстро спустился к нам и сразу подхватил на руки Пэдди и Бриджет. В этот момент я, должно быть, потеряла сознание, потому что очнулась уже на соломенном тюфяке у огня.
— Я здесь, a stór. Я с тобой. Ты в безопасности — все хорошо.
Но со мной все было очень плохо. У меня начались схватки, а затем родился мой несчастный маленький ребеночек… Родился слишком, слишком рано.
* * *
Мама обнимала меня и шептала мне на ухо:
— Это все к лучшему, a stór. Он не мог бы остаться жить. А сейчас он уже на небесах.
Я всхлипывала, склонившись на ее плечо:
— Дай мне взглянуть на него, мама. Прошу тебя, дай мне на него взглянуть.
— Не нужно тебе этого делать, — сказала она, — не нужно.
— Мне это необходимо, мама, я должна это сделать, чтобы сказать ему, как мне жаль… Мне так жаль, что все так получилось.
Пришел Майкл, держа на руках неподвижное маленькое тельце. Мальчик.
— Помолись вместе со мной Святому Греллану, Майкл. Он когда-то оживил мертворожденного младенца. Помолись, Майкл.
— Наш сын уже на небесах, a stór, — ответил он.
Я коснулась сморщенного личика, крошечных ушек. Мама держала меня за плечи.
Я слышала, как Кати Маллой сказала Майклу:
— У источника Святого Джеймса есть cillín. Мы можем…
— Вы не можете! Не можете! Не хороните его на неосвященном кладбище, Майкл, только не там! Прошу тебя, только не там! Только не на неосвященной земле! Вместе с некрещенными детьми, чужеземцами и самоубийцами? Только не там!
— Мы должны это сделать, Онора, — сказала Кати Маллой. — Если Майкл попытается похоронить его на церковном кладбище, отец Джилли…
Я закрыла глаза.
— Пожалуйста, не нужно!
— Онора, — вмешалась мама, — он сейчас в любом случае у Господа, что бы там ни говорили священники. А ты должна заботиться о своих живых детях. Пусть Майкл похоронит твоего сына. Это все к лучшему.
— Я отмечу это место, Онора, — заверил меня Майкл.
Мама рассказала Пэдди и Джеймси, что у них теперь есть на небесах маленький братик-ангелочек и что, когда они будут читать молитвы, он обязательно услышит их. И что бы ни говорили вокруг, их братик все равно на небесах.
Тогда я оставила их. Всю следующую неделю в нашем домике пролежала какая-то женщина, но не я — не Онора Келли. Я была в иных краях. Блуждала в своих грезах и не хотела возвращаться.
* * *
— Услышь меня, волшебная фея! Оставь ее! — Это голос бабушки. — Оставь ее! Вернись, Онора.
Я почувствовала, как ее костлявые руки трясут меня за плечи, потом другие руки — руки Майкла, и вот я уже сижу, припав к его груди.
Он поцеловал меня в лоб.
— Ты спала, Онора, очень долго спала, но сейчас нам необходимо, чтобы ты проснулась.
— Вот, alanna, поешь.
Это уже голос мамы. Она поднесла к моим губам чашку.
Я думала, что это крапивный чай. Но в чашке оказался бульон, бульон из рыбы. Я распробовала в нем кусочек сельди, ломтик лангуста. И начала жевать.
— Молодец, Онора, хорошая девочка, — похвалил меня Майкл. — Твой отец с ребятами привез домой отличный улов.
Потом снова заговорила мама:
— Мне нужна твоя помощь, Онора, чтобы продать рыбу под Испанской аркой. Пойдем, Онора, просыпайся! Мы должны побыстрее продать рыбу, иначе она протухнет.
— Сколько нам ни обещало правительство, а засолочный цех для рыбы так и не открыли.
Я не сразу поняла, что эти слова прозвучали из моих уст.
— Слава богу, ты вернулась к нам, a stór, — сказал Майкл.
* * *
— Свежая селедка! Лангусты! Еще живы-ы-ые! — выкрикивала я, протягивая лангустов в красноватых панцирях и щелкая их лапками.
Мы снова стояли под Испанской аркой, но уже не болтали беззаботно с кладдахскими женщинами, не перебрасывались шутками с покупателями. Наконец-то у нас появился приличный улов, но необходимо было продать его сегодня, сейчас, или же придется бросить груды рыбы гнить прямо на рынке. Не было времени лечить мое тело и мою душу. Мы нуждались в этих деньгах.
За нами внимательно наблюдали три женщины с детьми. Одетые очень бедно, они стояли на краю рынка, а потом подошли к нам. Старшая среди них — вероятно, бабушка — прошептала:
— Прошу вас, во имя любви к Господу…
Две молодые женщины со своими детьми остались стоять у нее за спиной.
Я взглянула на маму. Та кивнула мне. Я завернула три лангуста в кусок газеты и протянула им.
— Сварите их в большом котле, — сказала им мама по-ирландски.
Судя по их виду, и котлы, и посуда, и родной дом остались для них в далеком прошлом. Похоже, их выгнали с земли, но они были слишком гордыми или слишком боялись, чтобы идти в работный дом.
— Спасибо вам, — поблагодарили женщины по очереди.
— Благослови вас Господь.
«Где они спали?» — вдруг подумала я. Под навесом в какой-нибудь канаве? Двое детей были по возрасту как Пэдди и Джеймси, а еще двое — и того меньше. Матери крепко держали их за меленькие ручки. Сильные женщины. Они найдут способ приготовить этих лангустов.
Уже в конце дня мать Коламба из Введенского монастыря купила у нас всю селедку и лангустов, заплатив по пенни за фунт. Довольно хорошая цена. Сколько же времени прошло с тех пор, как я стояла у нее в приемной и просила, чтобы меня приняли в монахини? Казалось, миновала целая вечность, будто все это было в другой жизни.
— Рыбу мы потушим, будет славное угощение для наших учениц, — сказала мать Коламба. — Правительство требует, чтобы мы кормили только наших учениц и чтобы они ели только в школе. Забирать еду домой запрещается. Какой-то начальник заявил, что семьи могут ее продать. Очень трудно иметь дело с людьми, которые считают всех ирландцев лжецами и жуликами. Они постоянно следят за нами. Следят за отцом Джилли. Следят за капитаном Андерсоном из береговой охраны. И подозревают каждого, о ком думают, что он «слишком мягок с народом».
— Но кто эти они, сестра?
— Они — это любой чиновник, посланный из Англии, пусть даже с маленькими полномочиями. Для них это шанс всей их жизни. Они уже выпрашивают взятки у людей, которые хотят получить место на строительстве дорог, при том что работы эти еще даже не начаты.