Телевизор. Исповедь одного шпиона - читать онлайн книгу. Автор: Борис Мячин cтр.№ 112

– Швед, – уверенно сказал я, посмотрев на арену.

Действительно, дело близилось к развязке. Батурин был просто злее, странная сила вела его, он был как будто одержим демоном, которого он воспитал внутри себя бесконечной попойкой и отчаянием. Д’Эон слабел. Слабел его дух, слабела и закатывалась держава, которую он представлял. Наконец, Батурин быстрым ударом выбил шпагу из его руки. Шпага пролетела над стадионом, под взгляды разинувших рот зрителей, и вонзилась в порыжевшую, как веснушки моей новой знакомой, землю.

– Misericorde ^[360], – француз театрально упал на одно колено. – Довольно, ваша взяла…

– Я не бью женщин, – сухо бросил Батурин, стягивая с рук перчатки. – Возвращайтесь в Париж, сударыня.

За моею спиной раздался щелчок, как две капли машинного масла похожий на тот, что я уже слышал однажды в Венеции, на набережной, – щелчок только что взведенного пистолета. Магомет вдруг остановился и сделал шаг назад. Он расставил руки в стороны, показывая, что ничем, кроме сабли, он не вооружен.

– Много добре, – раздался негромкий женский голос. – Брось саблю, гарван ^[361]. Иначе твой господарь умрет.

Я убрал руки от лица. Черкесская служанка, еще несколько минут назад прислуживавшая нам и разливавшая по чашкам чай, сейчас стояла за моею спиной; лицо ее было по привычке скрыто буркой, но в руке был пистолет, и дуло его было приставлено к виску великого визиря. Сквозь прорезь бурки сияли голубые глаза.

– Каля!

– Аз повторяю, – болгарка вкрутила дуло пистолета старику в висок, как вкручивают винт или вбивают заклепку, – брось саблю.

Магомет разжал ладонь, сабля со звоном упала на пол.

– Убери пистолет, – равнодушно произнес Черный осман. – Я не трону тебя, ты свободно уйдешь из Шумлы, я клянусь.

– Не убирай пистолет, Каля, – сказал я. – Он лжет. Они оба будут лгать, чтобы обезоружить тебя и убить.

Каля (а это, вне всякого сомнения, была она) отрицательно покачала закутанной в бурку головой; я с удивлением посмотрел на нее, и только потом вспомнил эту странную особенность болгар, кивать головой, когда нужно сказать «да» и, наоборот, качать ею, если ты согласен с собеседником.

– Вы никогда отсюда не выйдете, – скрипнул зубами великий визирь; разгневанное и напуганное лицо его менее всего сейчас напоминало того нелепого и добродушного старика, каким он представился мне при первой встрече. – Вы умрете здесь и сегодня. В крепости тысяча солдат, они сомнут вас. Если я погибну, произойдет нечто ужасное. Весь магометанский мир, узнав о том, что вы убили хранителя султанской печати, обрушится на Московию и Болгарию. Турция, Персия, Афганистан, Гудзарат, триполийские и алжирские пираты, жители Согда и Мавераннахра, – все, кто верит в Аллаха и его пророка, бросят свои домашние дела и пойдут убивать православных христиан, от Белграда до Иркутска…

– Не нужно, – перебил я его, – заламывать цену, как будто мы на восточном базаре. Я не граф Орлов. Вы только что проиграли эту войну. Вы были разбиты во всех сражениях в Молдавии и в Болгарии, русские войска стоят на Кубани и в Грузии, турецкий флот сожжен, над Бейрутом развевается триколор, эта крепость осаждена русскими войсками, – и вы говорите сейчас о вселенском газавате? Я был вашим последним шансом на победу. Вы только что упустили этот шанс. Неважно, выберемся мы отсюда живыми или нет, но меня вы уже никогда не получите…

– Запомни мои слова, – сердито проговорил визирь. – Я и есть ты. Сейчас ты этого не сознаешь, но однажды ты вспомнишь этот разговор и скажешь, что я был прав, а ты ошибался. Что я и был светом, а ты был тьмой. Что я был решением, а ты был нерешительным знаком вопроса. И что нет иного пути, кроме того, что я указал тебе…

– Я никогда не забуду этот разговор …

– Изобильно болтать! – Каля пихнула меня локтем.

Она отвела пистолет от великого визиря, схватила меня за руку и потащила к двери, попеременно целясь то в Магомета, то в хранителя печати. Я открыл дверь, ни одного стражника рядом не было. Мухсин-заде не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме Магомета и своей черкесской служанки (очевидно, покойной) слышал наш разговор, догадался я. Это всё и решило.

– Вниз!

Мы побежали по башенной лестнице. У выхода с лестницы нам преградил дорогу турецкий стражник, но Каля разрядила ему пистолет прямо в лицо, с расстояния одного или двух шагов, меня всего забрызгало кровью.

Она знает какой-то особенный ход, подумал я. Возможно, забытая катакомба или что-нибудь в этом роде. Иначе и быть не может. Ведь это ее, родная земля. Это их древняя столица, город болгарского царя Симеона. Я должен верить ей. Она мой проводник, из мира мертвых в мир живых.

– Странное дело, – задумчиво проговорил Тейлор, передав мне подзорную трубу; пряди его парика были растрепаны ветром, – эта самозванка никому не доверяет, а вот нашему фальшивому шведу каким-то удивительным образом удалось ее околпачить. Мне не доверяет, вам не доверяет, даже служанке своей не доверяет, а вот Батурину почему-то доверяет. Вот, посмотрите, Войнович, они идут, под ручку, и щебечут как две пташки. Любой другой игрок на ее месте давно бы уже раскусил этого балбеса; ведь всё один к одному: и Мухин тоже выдавал себя за северянина, и д’Эон намекал ей, что Батурин вовсе не тот, кем хочет казаться, а она все равно смотрит на него как на лучшего друга. Именно на друга, не на любовника.

– Это Батурин вам так сказал?

– Нет, служанка княжны. Она за сотню дукатов выболтала всё, что мне нужно было знать. У княжны весьма специфический вкус на мужчин. Она может держать их подле себя, играть с ними, но не спать. Как, например, с Пане Коханку, у которого она только деньги брала, но в постель к себе не пускала… И Батурин тоже никогда не станет ее любовником. Вот тот турецкий капитан, который забрал ее из Венеции и которого вы потом видели в Рагузе, вот он был ее любовником.

– Тейлор, да вы ревнуете!

– Ни в коем случае. Я просто пытаюсь понять, в чем тут дело. Мне кажется, мы что-то упустили, что-то очень важное, что было у нас у всех на виду, а мы это прозевали.

– А мне кажется, что всё очень просто. Батурин идеально вписывается в ее картину мироздания; он рыцарь. Вспомните имя, которое она себе придумала. Вы же не думаете, что Алиенора и в самом деле означает «дочь Али»? Нет, она считает себя средневековой королевой; ей нравится это всё: рыцари, которые сражаются за нее, поэты, трубадуры. А Батурин такой же чокнутый паладин.

– Вы очень умны, Войнович, и деретесь неплохо. Не хотите перейти на службу в лучший флот на земле? Я могу это устроить. Подумайте. Кто вы сейчас? Мичман… А у нас вы станете капитаном, вас отправят героически сражаться с американскими повстанцами.