Путешественник. Том 1. В погоне за рассветом - читать онлайн книгу. Автор: Гэри Дженнингс cтр.№ 54

Уже в полдень мы снова встретили некоторых участников состоявшегося накануне торжественного обеда, поскольку все собрались в церкви Святого Георгия на брачную церемонию. Если судить по изможденным лицам собравшихся и раздававшимся время от времени глухим стонам, большинство мужчин, подобно Арпаду, до сих пор еще ощущали последствия своей невоздержанности на торжественном обеде. Новобрачный выглядел хуже всех. Я, признаться, думал, что у него будет удовлетворенный, самодовольный или виноватый вид, но Какика просто выглядел более вялым, чем обычно. Невеста же была так плотно закутана, что я не смог разглядеть выражение ее лица, однако красавица мать и все остальные родственницы сердито сверкали глазами сквозь прорези в чадрах.

Церемония венчания прошла без происшествий, и два наших монаха, почти неузнаваемые в роскошных облачениях армянской церкви, умело помогали митрополиту во время службы. Затем все участники торжественной церемонии и гости толпой вышли из церкви и направились во дворец на свадебный обед. На этот раз, разумеется, и женщины-гостьи, за исключением мусульманок, тоже были приглашены принять участие в торжестве. Нас снова развлекали акробаты со своей музыкой, фокусники, певцы и плясуны. Когда вечер был в самом разгаре, митрополит вновь соединил руки новобрачных — вид у молодого мужа был не слишком веселый, да и красавица черкешенка выглядела невероятно печальной, даже если учесть, женой какого отталкивающего человека она стала. После того как митрополит произнес над ними армянскую молитву, новобрачные потащились наверх в спальню, сопровождаемые неуверенными непристойными жестами и одобрительными восклицаниями гостей.

На этот раз в зале было достаточно шумно — в основном благодаря музыкантам и плясунам, — так что даже мое любопытное ухо смогло уловить лишь отдельные звуки, которые можно было принять за сопровождавшие осуществление брачных отношений. Однако спустя некоторое время раздались тяжелые удары и кое-что еще, подозрительно похожее на отдаленный пронзительный визг, который перекрыл даже музыку. Внезапно снова появился Какика, его одежда пребывала в таком беспорядке, как будто он ее снял, а затем снова как попало напялил на себя. Он сердито протопал вниз по лестнице, вошел в зал и отправился прямиком к ближайшему кувшину с вином. Молодой муж пренебрег чашей и принялся пить прямо из кувшина.

Я был не единственным, кто обратил внимание на его приход. Думаю, что остальные гости тоже были поражены при виде жениха, который бросил невесту в первую брачную ночь, но постарались притвориться, что ничего не заметили. Однако Какика принялся громко браниться и богохульствовать — а может, просто армянские слова звучали для моего уха так грубо, что я воспринимал их именно таким образом, — и тут уж никто не смог больше игнорировать его присутствие. Черкесы снова начали недовольно ворчать, а остикан Хампиг встревоженно воскликнул что-то вроде:

— Что-нибудь случилось, Какика?

— Случилось! — громко выкрикнул в ответ молодой человек. Мне все это впоследствии перевели, поскольку, находясь в сильном возбуждении, он мог говорить только по-армянски. — Моя молодая жена, как выяснилось, шлюха — вот что случилось!

Раздались изумленные возгласы, а черкесы начали выкрикивать на своем языке что-то вроде: «Лжец!» и «Как ты смеешь!»

И тут Какика просто взбесился.

— А по-вашему, я должен молчать? Она прорыдала под покрывалом всю свадебную церемонию, поскольку чувствовала, что вскоре все откроется! Она рыдала, когда мы вместе поднимались в спальню, потому что момент разоблачения был не за горами! Она рыдала, пока мы раздевались, ибо ее вероломство вот-вот должно было раскрыться! Она зарыдала еще громче, когда я обнял ее. Однако в самый ответственный момент она не издала того крика, который должна была издать! Мало того, я получил подтверждение: я не почувствовал в ней девственной плевы я не увидел пятна крови на постели и…

И тут один из черкесов перебил Какику, закричав:

— Ах ты, армянский сукин сын! У тебя что, память отшибло?

— Я прекрасно помню, что мне обещали девственницу! И ни твои крики, ни ее слезы ничего не изменят — у моей невесты был какой-то мужчина до меня!

— Ах ты, проклятый клеветник! Презренное ничтожество! — закричали черкесы с пеной у ртов. — Да рядом с нашей сестрой Сеосерес никогда прежде не было мужчины!

Они все пытались добраться до Какики, но остальные гости теснили их обратно.

— Ну тогда, значит, она баловалась с половым членом! — диким голосом орал Какика. — С затычкой, огурцом или вырезанным из дерева haramlic! Ну что же, теперь она вряд ли с кем-то сможет заниматься любовью!

— Ах, гниль! Ах, блевотина! — продолжали орать черкесы, пытаясь прорваться через кордон гостей. — Ты причинил вред нашей сестре?

— А вы как думали? — проворчал Какика. — Да надо было отрезать ее раздвоенный змеиный язык и бросить его ей между ног. Надо было влить ей кипящее масло в нижнее отверстие. А потом еще и приковать ее живой к воротам дворца.

При этих словах несколько родственников Какики схватили его и принялись грубо трясти, требуя:

— Что? Что ты с ней сделал? Говори же!

Какика отчаянно сопротивлялся, пытаясь высвободиться и привести в порядок свою одежду.

— Я сделал только то, на что обманутый муж имеет полное право! Я требую признать наш брак незаконным!

Тут уж не только черкесы, но также арабы и армяне начали всячески его обзывать и поносить. Поднялась настоящая суматоха с вырыванием волос и клочков бород, с раздиранием одежд, и понадобилось какое-то время, чтобы хоть кто-нибудь из присутствующих смог взять себя в руки и начать связно говорить, объяснив этому мерзкому, вызывающему отвращение супругу, что, будучи пьяным, он сотворил, а затем позабыл. А его отец, остикан Хампиг, рыдая, сказал сыну:

— Ох, несчастный Какика, ты же сам лишил девушку невинности! Прошлым вечером, в канун венчания! Ты решил, что поступишь необыкновенно остроумно, приблизив на сутки осуществление супружеских прав. Ты отправился наверх и изнасиловал невесту в ее постели, а потом еще и хвастался в этой самой комнате. Уж не знаю, удастся ли мне уговорить судей не лишать тебя жизни и не приближать ее вдовства. Принцесса Сеосерес не виновна ни в одном грехе! Это был ты! Ты сам!

Крики в зале усилились:

— Свинья!

— Мразь!

— Подонок!

Какика побледнел, и его толстые губы задрожали. И тут в первый раз за все время, по моему разумению, он повел себя как мужчина, выказав истинное раскаяние и начав призывать кару так, как он ее понимал, крича:

— Пусть горячие угли ада падут мне на голову! Я и правда любил красавицу Сеосерес и сам, собственными руками, отрезал ей нос и губы!

В этот момент отец дернул меня за рукав, и мы вместе с дядей осторожно проскользнули сквозь взбаламученную толпу прочь из пиршественного зала.

— Этот хлеб мне не по зубам, — сказал отец, нахмурившись. — Остикану сейчас не позавидуешь, а любой правитель в горе может причинить окружающим тройную боль.