– Полно врать! – закричал он по-французски. – Палите-палите!
Только чтоб руки не дрожали! И помните: есть Бог! Дай, Боже, чтоб эта проклятая
война скоро кончилась, и помоги покарать злодея, поднять разбойников на штыки!
Ну а теперь – пли!
Ударил нестройный залп. Князя отбросило назад, он ударился о
яблоневый ствол и медленно сполз по нему наземь.
Драгун и Бурже подскочили к нему и осмотрели тело, наперебой
выкрикивая, мол, все стрелявшие – отъявленные мазилы, ибо из восемнадцати
зарядов только две пули прошили грудь, и еще две попали в голову. Удивительное
дело, кричали французы, враг остался жив!
– Жив! – выдохнула Матрена Тимофеевна, и ее голос привел в
чувство Анжель, которой все это время казалось, будто она лежит в гробу,
слушая, как ударяются о его крышку новые и новые комья земли.
– Добейте его! – махнул рукою Лелуп, и у Анжель защемило
сердце, однако тут Матрена Тимофеевна проворно перескочила через подоконник и,
крикнув ей:
– Беги за мной! – ринулась через сад к конюшням той же
тропою, которой бежал князь.
Сердце Анжель выскакивало из груди от страха и тяжелого бега
по сугробам. Она знала, что у них нет шансов на спасение, но понимала, что есть
крохотный шанс спасти жизнь князя, ибо, завидев фигуры, словно свалившиеся с
неба и куда-то бегущие, французы вмиг забыли про пленника и занялись своей
любимой забавой – погоней за женщинами.
Анжель краем глаза успела увидеть Лелупа, приставившего дуло
к виску недвижимого князя, однако при ее появлении он обо всем забыл и бросился
за ней. Анжель взвизгнула не своим голосом, и в это мгновение Матрена
Тимофеевна рванула ее за руку. Они кубарем, задыхаясь, покатились к обрыву, а
потом, в вихрях снежной пыли, – к извилистой речонке. На берегу ее стояли
легкие санки, в оглоблях нетерпеливо перебирали копытами кони – и никого, ни
души вокруг!
– А он?! – успела выкрикнуть Анжель, прежде чем Матрена
Тимофеевна с неженской силой зашвырнула ее в сани, сунула в руки вожжи и
хлестнула с оттяжкою по лоснящимся крупам.
Легконогие кони с места взяли рысью. Матрену отбросило в
снег, и все, что услышала стремительно улетавшая от нее Анжель, было лишь:
– Не дам его в обиду!..
Итак, мамушка не смогла покинуть сына.
* * *
Какое-то время Анжель невидяще смотрела на тучи снега,
летящие из-под копыт; она была будто в чаду. И вдруг завизжала от внезапно
пронзившего ее отчаяния. Она тоже не хотела уезжать, не узнав, что с князем, –
она не хотела жить, если он мертв! Но резвая упряжка мчалась по узкому зимнику,
приближаясь к темно-синему лесу, и позади оставались река, горка, сад,
охотничий домик, а на попытку Анжель натянуть вожжи, сдержать стремительный лет
кони ответили таким яростным рывком, что она опрокинулась на тяжелую шубу,
устилавшую сани, – и обмерла, услыхав недобрый голос:
– Вот ты и сама ко мне пришла, душенька!
«Лелуп!» – мелькнула страшная мысль, но тут же Анжель
сообразила, что говорили по-русски. Она приободрилась было, да ненадолго, ибо,
откинув шубу, из-под нее вылез... бесследно исчезнувший лакей князя!
* * *
Обсыпанный соломенной трухою, он пялился на Анжель с не
меньшим изумлением, чем она на него. Наконец лакей очнулся, закричал:
– Ты? Куда ж ты гонишь, курва чужеземная! А Варька где?
«Так он ждал здесь Варвару!» – догадалась Анжель. С трудом
сдерживая рыдания, она выдавливала из себя французские слова о том, что на
охотничий домик напали, что им с Матреной Тимофеевной удалось бежать, что князя
расстреляли...
Лакей кое-как вникал в ее сумбурный рассказ. Однако при
последних словах его лицо просияло:
– Наказал-таки его Господь! И пособницу его, старую сводню,
Матрешку, гори она огнем на том и на этом свете! Она и Варьку мою ему в постель
подложила, да и тебя, сколь мне ведомо... Одного не пойму, мамзель: ты-то куда
летишь сломя голову? От своих бежишь? Не бойся ничего, давай я тебя отвезу
обратно. – Он нагнулся подбирать вожжи, заворачивать коней, и тут Анжель
наконец поняла: перед нею тот самый Павел, что привел французов в княжеский
заповедник!
Только из ревности, что удалые глаза князя помутили разум
страстной дикарке, что предпочла другого, Пашка обрек хозяина и множество своих
соплеменников на смерть, подверг страданиям Матрену Тимофеевну, а уж ее... Анжель...
да что там говорить!
И вдруг радость захлестнула ее – злобная и мстительная. У
нее есть средство отомстить Павлу! И, с трудом удерживая равновесие, она
выпалила в лицо лакею:
– Варвара умерла! Ее застрелили французы!
Чего ожидала она после сих слов? Что Павел тоже умрет на
месте? Или соскочит на всем ходу с саней и побежит в охотничий домик, припасть
к трупу своей милой?
Ничуть не бывало. Он просто сидел, безучастно шевеля
вожжами, отчего упряжку бросало то вправо, то влево, сидел и тупо, безразлично
смотрел на Анжель. Она поняла, что страшная весть еще не дошла до сознания
Павла, а как дойдет... И тут она увидела, что разрумянившееся от мороза лицо
Павла меняет цвет. Вся кровь отхлынула от этого лица, превратившегося в маску
мертвеца, так что ни следа не осталось от былой чеканной красоты черт. Он на
мгновение опустил распухшие вдруг веки, а когда вновь взглянул на Анжель, она
тихо вскрикнула, прочитав в этом взгляде свой смертный приговор.
– Варвара умерла, – проскрежетал Павел... – От твоих рук
умерла! Будь ты проклята!
«Опомнись! – хотела крикнуть Анжель. – Ее убили те французы,
которых ты привел!» Но было уж поздно. Павел всей своей тушей бросился на нее.
Но чем ближе была опасность, тем менее страха ощущала
Анжель, а потому она успела отшатнуться, да так резко, что в своем мощном
броске Пашка едва не вылетел из саней – повис, цепляясь ногами за скользкую
солому.
С победным криком Анжель схватила его тяжеленные ножищи,
обутые в валенки, и толкнула от себя с такой силой, что сама чуть не вывалилась
из саней.
Пашка перекувырнулся и какое-то время удерживался на
неестественно вывернутых руках. И так сильно было его тело, что он на какое-то
время смог упереться ногами в снег и даже чуть замедлить стремительный лет
санок, однако вывернутые суставы его хрустнули, и, дико закричав от боли, он
отпустил край повозки – и упал ничком в санный след.
* * *
Анжель торопливо переползла на коленях вперед и вцепилась
рукой в вожжи.