— Твоя мать не могла сидеть и ждать, — продолжала бабушка. — Ей нужно было что-то делать. Во всяком случае, я так думаю. «Оставайтесь здесь, — сказала она. — Я пойду за помощью». И прежде чем мы успели остановить ее — ведь мы были парализованы от страха и от горя, — она вскочила на ноги и выбралась из Наблюдательной беседки девушек.
Меня затошнило от страха.
— Через час к нам пришли твой отец и дедушка, — сказала она. — Их избили, и было видно, что им очень страшно. Наложницы бросились к ногам твоего дедушки. Они рыдали и катались по земле. Кричали, пытаясь привлечь к себе внимание. Я никогда не любила своего мужа. Наш брак устроили родители. Он выполнял свой долг, а я свой. Он занимался делами и не мешал мне развлекаться. Но в эту минуту я не чувствовала к нему ничего, кроме презрения, потому что видела, что в глубине души, даже в этих ужасных обстоятельствах, он наслаждался тем, что прекрасные девушки целуют его туфли и ползают у его ног, словно скользкие змеи.
— А что делал папа?
— Он не сказал ни слова, но на его лице было выражение, которого не должна видеть ни одна мать: ему было стыдно за то, что бросил свою жену, но он страстно желал жить.
«Быстрее! — скомандовал он. — Поднимайтесь! Нужно торопиться!» И мы сделали так, как он сказал, потому что мы женщины и должны были повиноваться мужчинам.
— А где же была мама? Что с ней случилось?
Но бабушка вновь переживала то, что произошло с ней. Она продолжила рассказывать, и я жадно слушала, надеясь услышать, что стало с мамой, но бабушка молчала о ней. Я могла следить за событиями, только заглядывая ей в глаза.
— Мы осторожно спустились вниз. Твоя мать добилась того, что твоего отца и дедушку освободили, но это не значит, что нам не грозила опасность. Мы шли по тропинке, рядом с которой валялись отрубленные головы, до задней части усадьбы, где держали в загонах наших верблюдов и лошадей, и спрятались под ними. Вонь, кровь, смерть. Мы не рискнули выйти на улицу и продолжали ждать. Через несколько часов мы услышали чьи-то шаги. Наложницы страшно испугались. Они опять проскользнули под брюхи животных. Остальные спрятались в стогу сена.
Бабушка возвысила голос. Ее переполняла горечь воспоминаний.
— Твой дедушка сказал: «Я знаю, что больше всего ты боишься за меня и за старшего сына. Я хочу вкушать пищу еще несколько лет. Ты поступишь правильно, избрав смерть, чтобы защитить свое целомудрие и спасти мужа и сына».
Бабушка прочистила горло и сплюнула.
— «Хочу вкушать пищу еще несколько лет!» Вааа! Я знаю, в чем состоит мой долг, и сделала бы все, что полагается, но мне было противно, что меня понуждает этот себялюбивый человек. Он спрятался в стогу сена. Твой отец лег рядом с ним. Долг жены и матери велел мне прикрыть их своим телом. Сверху я набросила на себя солому. Пришли солдаты. Они не были глупы. Они убивали уже четыре дня. Они стали тыкать в стог пиками. Они кололи, кололи меня, пока я не умерла. Но я спасла моего мужа и сына и сохранила целомудрие. А еще узнала о том, что моя жизнь ничего не стоит.
Бабушка развязала пояс платья и впервые закатала передо мной длинные широкие рукава. На них были страшные шрамы.
— Затем я полетела по небу, — вспоминала она, и на се лице показалась слабая улыбка. — Солдатам стало скучно, и они ушли. Твой дедушка и отец оставались в стогу сена целый день и ночь, и мое холодное тело служило им защитой, а наложницы спрятались в углу и часами смотрели на окровавленный стог сена. Было очень тихо. Так закончился урок, который преподали нам маньчжуры. Твой отец и дедушка вылезли из стога. Наложницы омыли и переодели мое тело. Муж и сын пропели все необходимые ритуалы, чтобы я стала предком, а потом отвезли тело в Ханчжоу, чтобы похоронить его гам. Мне воздавали почести, как мученице. — Бабушка фыркнула. — Твой дедушка был счастлив, что маньчжурам пришла в голову такая мысль. — Затем она с довольным видом оглядела Наблюдательную террасу. — Здесь мне намного лучше, чем дома.
— Но они стали наживаться на твоей жертве! — возмущенно воскликнула я. — Они позволили маньчжурам канонизировать тебя, чтобы им не пришлось рассказывать правду!
Бабушка посмотрела на меня так, словно я чего-то не понимаю. Я и правда не понимала.
— Они все сделали правильно, — признала она. — Действия твоего дедушки принесли большую пользу всей семье, потому что женщины никому не нужны. А ты никак не хочешь смириться с этим.
Отец опять разочаровал меня. Он никогда не рассказывал мне о Перевороте ничего, похожего на правду. Даже перед моей смертью, когда он приходил, чтобы попросить меня добиться прощения младших братьев, он не упомянул о том, что мать спасла ему жизнь. Он не просил у нее прощения и не чувствовал к ней благодарности.
— Но не думай, что меня это радует, — добавила она. — Моя добродетель, вызвавшая восхищение императора, принесла моим потомкам много благ. Наша семья стала намного богаче, твой отец занимает высокий пост, но они отчаянно нуждаются кое в чем, а я не собираюсь выполнять это желание.
— Ты говоришь о сыновьях? — спросила я, рассердившись на бабушку. Неужели она в самом деле отказывала нашей семье в этом сокровище?
— Я не считаю это местью или карой, — заявила она. — Просто по-настоящему ценными и благородными людьми в нашей семье были женщины. Слишком долго на дочерей не обращали внимания. Я надеялась, что ты сможешь это переменить.
Я пришла в ужас. Как бабушка может быть такой жестокой и мстительной? Из-за нее в нашей семье не рождаются мальчики! Я забыла о приличиях и резко спросила:
— А дедушка? Почему он не присылает в нашу семью мальчиков?
— Я же тебе говорила. Он находится в одном из кругов ада. Но даже если бы он был рядом со мной, он бы не мог ничего поделать. Дела внутренних покоев решают женщины. Другие прародительницы нашей семьи, даже моя свекровь, согласны с этим решением, потому что даже здесь мне воздают почести за мою жертву.
Ее взгляд стал ясным и спокойным. Но я чувствовала себя разбитой. Меня раздирали противоречивые чувства. Все это просто не укладывалось у меня в голове. Мои дяди превратились в голодных духов и скитались по земле, дедушку мучили в зловещем аду, а бабушка настолько ненавидела нашу семью, что не давала нам сыновей. Но главное, я не могла перестать думать о матери.
— Но ты же видела маму после того, как умерла, — нерешительно сказала я. — Когда твоя душа бродила по земле...
— Последний раз я видела ее в ту ужасную ночь, когда она ушла. Потом я увидела ее через пять недель после моей смерти, когда оказалась здесь, на Наблюдательной террасе. К тому времени вся семья вернулась в усадьбу семьи Чэнь. Она изменилась. Она стала той женщиной, которую ты знаешь как свою мать. Приверженкой старых обычаев. Ей было так страшно, что она боялась выходить на улицу. Ее больше не интересовали мир слов и книги. Она потеряла способность чувствовать и выражать свою любовь. Твоя мать никогда не говорила о Перевороте, и я не могла мысленно путешествовать вместе с ней в то время.