Сяоцин посмотрела на меня в ожидании ответа. Другие девушки, умершие от любви, также обратили свои взгляды ко мне. В их добрых глазах я видела ожидание достойного ответа.
— Наши слова не всегда исчезают, словно весенний сон, — заметила я. — Некоторые остаются на земле, и люди плачут, читая их.
— И пусть это продолжается десять тысяч лет, — подхватила дочь торговца солью.
Сяоцин милостиво оглядела нас.
— Десять тысяч лет, — повторила она. Она вздрогнула, и звуки ее голоса заставили задрожать воздух. — Не будьте так в этом уверены. Они уже начинают нас забывать. А когда это случится... — Она поднялась на ноги, и полы ее платья встрепенулись. Сяоцин кивнула каждой из нас и уплыла прочь.
Затем пришла моя бабушка. Девушки не стали нам мешать. Но разве она могла меня утешить?
— Никакой любви нет, — часто повторяла она, — есть только долг и ответственность. — Ее рассказы о муже были полны сознания долга, но не любви или хотя бы искреннего чувства.
Я чувствовала себя покинутой и безутешной. Бабушка продолжала болтать, а я наблюдала за тем, как в доме Жэня идут приготовления к Новому году. Он заплатил все долги своей семьи; его мать подмела и убрала в доме; слуги приготовили особые блюда и сожгли изображение бога Кухни, висевшее над плитой, после чего тот направился на небо, чтобы рассказать о плохих и хороших поступках этой семьи. Обо мне же никто не вспоминал.
Я нехотя перевела взгляд на родительский дом. Мой отец вернулся из столицы, чтобы исполнить то, что повелевает родственный долг. Бао, который уже семь лет был моим братом, женился. Как это ни печально, но все три его сына родились мертвыми. Возможно, это было следствием пережитого несчастья или слабости его характера, но большую часть времени Бао проводил у певичек, живущих на берегах Западного озера. Впрочем, моего отца, кажется, это не очень беспокоило. В канун Нового года они с мамой направились на семейное кладбище, чтобы пригласить предков в родной дом.
Папа с достоинством носил чиновничьи одежды. Искусно вышитая эмблема на его груди говорила каждому, что он занимает высокий ранг. Теперь он шествовал с куда большим достоинством, чем в то время, когда я жила в усадьбе. Мама же вовсе не казалась такой уверенной в себе. Скорбь прибавила ей возраста. Теперь в ее волосах было много седины, а ее плечи исхудали и поникли.
— Твоя мать все время думает о тебе, — сказала бабушка. — В этом году она нарушит традицию. Смелая женщина.
Я не могла представить, что мама совершит нечто такое, что противоречит принципу Четырех Добродетелей и Трех Обязательств.
— Она осталась бездетной, — продолжала бабушка.
Ее сердце наполняется печалью каждый раз, когда она видит книгу стихов или чувствует запах пионов. Они напоминают ей о тебе, и воспоминания тяжелым грузом ложатся на сердце.
Я не хотела этого слышать. Зачем? Но бабушка не стремилась щадить мои чувства.
— Если бы ты видела, какой была твоя мать после свадьбы, когда она пришла в нашу семью, — продолжила бабушка. — Ей было всего семнадцать лет. Она была прекрасно образована и безупречно исполняла все, что положено женщине. Долг, обязанность и удовольствие свекрови состоит в том, чтобы жаловаться на свою сноху, но твоя мать не давала мне повода для жалоб. Что ж, я была этому рада. В моем доме было много сыновей. Я была рада, что мы проводим с ней много времени. Вскоре я стала считать ее не снохой, а подругой. Ты представить себе не можешь, куда мы только ни ездили, чем только ни занимались.
— Мама никогда не покидала пределы усадьбы, — напомнила я ей.
— В прошлом она делала это много раз, — возразила бабушка. — Незадолго до падения династии Мин мы с твоей матерью часто рассуждали о долге женщины. Стоит ли ей совершенствоваться в рукоделии или она может позволить себе предаваться любви к приключениям, потворствовать любопытству и находить пищу для острого ума? Твоя мать, а не отец, первая заинтересовалась произведениями поэтесс. Ты знала об этом?
Я покачала головой.
— Она полагала, что каждая женщина обязана собирать, редактировать, издавать и размышлять над сочинениями других таких же, — продолжила бабушка. — Мы много путешествовали в поисках новых книг и впечатлений.
Мне это показалось невероятным.
— И где же вы побывали? Вы что, ходили пешком? — спросила я, надеясь, что она перестанет фантазировать.
— Мы учились ходить в наших комнатах и в коридорах усадьбы, — ответила она, улыбаясь при этом воспоминании. — Наши «золотые лилии» затвердели, и мы уже не чувствовали боли. А если и чувствовали, то она заглушалась удовольствием от наших наблюдений и занятий. Мы познакомились с мужчинами, которые гордились своими родственницами и публиковали их сочинения, чтобы все помнили о том, какая благодать снизошла на их семью. Сочинения женщин свидетельствовали об изысканности вкусов, царящих в доме, и потому мужчины с уважением относились к сочинениям своих жен и матерей. Так же как ты, твоя мать хранила в сердце знания, полученные из книг, но она с пренебрежением относилась к собственным сочинениям. Она отказывалась использовать тушь и бумагу, но смешивала пудру с водой и писала на листьях. Она не желала оставлять о себе никаких воспоминаний.
На земле наступил Новый год. Родители поставили в зале с поминальными дощечками блюда с мясом, фруктами и овощами, и я видела, как округлилась фигура моей бабушки. После церемонии мама взяла три рисовых шарика, прошла в мою старую комнату и положила их на подоконник. Впервые за семь лет я наелась досыта. Всего три рисовых шарика, но я была полна сил.
Бабушка посмотрела на меня и кивнула с понимающим видом.
— Я же говорила, что она тебя любит.
— Но почему сейчас...
Бабушка не обратила внимания на мой вопрос и воодушевленно продолжила рассказ:
— Мы с твоей матерью участвовали в собраниях поэтов под полной Луной, мы путешествовали, чтобы увидеть, как цветет жасмин и слива, взбирались в горы и зарисовывали каменные стелы близ буддийских храмов. Мы нанимали прогулочные лодки и катались по Западному озеру и Великому каналу. Мы были знакомы с художницами, которые продавали свои работы и приносили в дом деньги. Мы обедали с женщинами, искусно стрелявшими из лука, и отмечали праздники вместе с другими представительницами благородных семей. Мы играли на музыкальных инструментах, пили вино и писали стихи. Нам с твоей матерью было очень весело.
Я недоверчиво покачала головой. Бабушка заметила:
— Ты не единственная, кто совершенно не знает истинного характера своей матери. — Кажется, она была
довольна, что ей удалось удивить меня, но ее радость быстро улетучилась. — Как многие другие женщины в то время, мы наслаждались тем, что мог предложить нам большой мир, но мы мало о нем знали. Мы совершенствовались в каллиграфии и устраивали вечеринки, смеялись и пели. Мы не подозревали, что с севера к нам подкрадываются маньчжуры.