Затем последовали вопросы от Мэддокса, который оставался верен себе, наблюдал за ходом эксперимента и делал заметки. Его взгляд был полон ужаса. Генетик отказался принимать участие в таких вот операциях. Его предыдущие пациенты находились под наркозом во время опытов по регенерации, но с Пирсом все обстояло иначе. Они хотели, чтобы он пребывал в сознании и отвечал на вопросы психологического характера после каждой травмы. Поскольку для этой работы требовалось только умение калечить, Рейнхарт с ней справлялся идеально.
— Вы знаете, какой сегодня день?
Ответа не последовало.
— Какова была тема вашей докторской диссертации?
Пирс стиснул зубы.
— Как вы себя чувствуете?
Джордж не выдержал:
— А ты, скотина, черт бы тебя побрал, как думаешь?
Мэддокс сделал какие-то заметки в блокноте.
— Я схожу с ума? — прокричал пленник. — Теряю рассудок, да?
— На самом деле, учитывая обстоятельства, вы реагируете вполне нормально.
Пирс попытался вырваться, но не смог пошевелиться. Его раздели до трусов и пристегнули ремнями к операционному столу.
— Значит, у вас все получилось. Можете прекратить свой чертов эксперимент.
Тодд был готов ответить, но к столу вновь шагнул Рейнхарт. Он держал в руке длинный нож.
— Боюсь, мы еще не закончили.
Когда Пирс увидел клинок, его глаза заволокло слезами. Он никогда в жизни не терпел столько унижения и боли, сколько за последний час. Другой человек уже давно сошел бы с ума, лишился бы сознания от потери крови или просто умер бы, но новое тело не позволяло Джорджу отключиться. Он был жив, хотя теперь надеялся, что ему дадут умереть, и не мог не попросить о милосердии.
— Нет! Не нужно… Пожалуйста.
— Боюсь, это совершенно необходимо, — сказал Ридли. — Видите ли, некоторые из тех, с кем мы экспериментировали раньше, неплохо переносили мелкие травмы, совсем не такие, как те, которые довелось вытерпеть вам, между прочим. Неглубокие порезы, уколы и так далее. Но как только травмы становились серьезными — переломы пальцев, глубокие порезы, колотые раны, — люди начинали проявлять все более тяжелую форму мании жестокости с каждым очередным ранением. С первыми двумя категориями травм вы справились великолепно, но боюсь, мы должны проверить, какой будет ваша реакция на еще две. Понимаете, в предыдущих опытах объекты наших экспериментов, все без исключения, становились буйно помешанными после получения смертельного повреждения. Независимо от того, была ли такая травма первой или двенадцатой, реакция была одинаковой и мгновенной. Обычно все процедуры проводит доктор Мэддокс, но, как видите, у него не хватает смелости оперировать человека без наркоза.
— И против его воли, — добавил Тодд, гневно воззрившись на Ридли.
— Когда мы закончим эксперимент, доктор нас поблагодарит, — буркнул Ридли, встал с табурета и двинулся к столу, старательно обходя лужи крови. — Он — первый в своем роде.
Пирс догадался, что сейчас случится. Его убьют. Но Ричард сказал, что осталось два эксперимента.
— Каков будет второй тест? После того как вы меня убьете?
Ридли остановился у двери и приоткрыл ее, чтобы быстро уйти, если что-то пойдет не так.
— Ампутация, — ответил он и кивнул Рейнхарту.
Пирс даже вскрикнуть не успел, как лезвие длинного ножа скользнуло между его ребер и пронзило сердце, сведенное спазмом. Кровь наполнила грудную клетку, но смерть не наступила, хотя должна была прийти мгновенно.
Пирс увидел рукоятку ножа, торчащую из его груди. Ранение было настолько серьезным, что сознание не сразу отреагировало на боль. Концентрация кислорода в крови начала падать, у Джорджа потемнело перед глазами, а боль все не приходила.
Она ударила чуть позже, жуткая, невыносимая, сковала все его тело. Он чувствовал, как дрожат ступни. Боль разлилась по животу, пальцы на руках словно загорелись. Тут Пирс понял, что это не результат ножевой раны. У него болело абсолютно все.
Смерть.
Он почти ничего не видел, но его сознание работало нормально. На миг у бедняги возникло сильнейшее желание увидеть уютный туннель, залитый ослепительно-белым светом, о котором рассказывают многие, пережившие клиническую смерть. Он встретится со своей любимой Джулией, и его отведут… куда?
Но ничего такого не произошло. Новая боль, подобная электрическому разряду, сотрясла его тело. Пирс открыл глаза и увидел Рейнхарта, вытаскивающего нож из его груди.
Тогда он закричал.
Все тело у него начало ужасно чесаться, изнутри и снаружи. Джордж понимал, что начался процесс заживления, хотя и не видел этого. Через тридцать секунд боль отступила, зуд прошел. Он был жив.
— Аллилуйя! — произнес Рейнхарт, подражая голосу телевизионного проповедника. — Он родился вновь!
— Получилось? — спросил Ридли, вернувшись в операционную.
Даже Мэддокс поборол свой протест. Его лицо озарилось улыбкой.
— Как вы себя чувствуете? — осведомился он, опустив лишние вопросы.
Душу Пирса переполняли ярость и злость за все унижения и мерзости, которые с ним сотворили, но он все же был рад тому, что остался в живых.
— Я чувствую себя нор…
Но тут его снова охватила боль. Все мышцы напряглись. Зуд вернулся. На этот раз ощущение было такое, словно чешутся даже кости.
Сквозь стиснутые зубы Джордж выговорил:
— Что-то происходит.
Он крепко зажмурился. Зуд проник в голову. Когда начало страшно зудеть в животе, Пирс открыл глаза и посмотрел на Мэддокса. Тот отпрянул от стола, налетел на металлический шкафчик. Его лицо исказила гримаса ужаса. Тодд посмотрел на Рейнхарта, перевел взгляд на Ридли.
— Заприте палату!
С этими словами генетик стремглав выбежал из помещения. Тяжелая металлическая дверь хлопнула, щелкнул замок. Но Пирса напугали вовсе не запертая дверь, не поспешное бегство Мэддокса. Его привело в ужас собственное отражение в дверце металлического шкафчика, на который налетел Тодд, отшатнувшись от стола. На него смотрело… нечто нечеловеческое.
На поверхности блестящей дверцы образовалась небольшая вмятина. Она немного искажала изображение, но все же Пирс отчетливо увидел зеленоватую кожу и ярко-желтые глаза. Они смотрели с тем же ужасом, который ощущал он сам, поэтому Джордж осознал жуткую правду.
Чудовищем, отражавшимся в дверце шкафчика, был он.
Глава 30
Остров Тристан да Кунья
Послышался крик, похожий одновременно на хохот гиены и скрежет когтей по школьной доске. Больше всего Слона напугало то, что звук исходил от человека, хотя это было за гранью возможного. Он спрятался за деревом и видел, как трое мужчин встали вокруг четвертого. Каждый из них держал в руках металлический стержень длиной в шесть футов, заканчивающийся петлей из толстой проволоки. Все они были наброшены на шею кричащего человека и врезались в его кожу так туго, что текла кровь.