Котя фыркнул:
— Ну извини. Я был не в курсе, а то оставил бы тебя на
дороге… да держись же ты!
Поскользнувшись на обледенелой ступеньке, я едва не полетел
вниз. Котя с трудом удержал меня. Остановился и печально сказал:
— Нет, ну где эти кретины? Опять свои колеса крутят? Я же
велел — один всегда должен следить за беседкой!
— Какие кретины, какие колеса? — спросил я.
Словно отвечая на мой вопрос, двери самого большого строения
распахнулись. Из них оранжевыми апельсинками посыпались толстенькие люди в
просторных балахонах.
— А говорил — не монастырь! — укоризненно сказал я.
— Я говорил «не совсем», — поправил Котя. — Надо же им
чем-то заниматься? Понимаешь, я ведь для них…
— Будда? — с любопытством спросил я.
— Нет. Но максимально приблизившийся к нему праведник, — с
гордостью сказал Котя.
— Ага. Праведник. «Девочка и ее пес», — негромко сказал я.
— Чего?
— Нет, нет. Ничего. Праведник так праведник…
«Восьмиклассница и физкультурник».
На этот раз Котя расслышал. И, к моему удовлетворению,
смутился.
Монахи тем временем уже приближались к нам, поблескивая
бритыми головами. Оранжевые тоги будто светились в вечернем сумраке.
— Так, так… — Котя призывно помахал им рукой. Что-то
гортанно выкрикнул, ему ответили — и несколько монахов кинулись обратно. Котя
сообщил: — Послал самых смышленых готовить нам горячие ванны. Ты как хочешь, а
я продрог.
Примерно через полчаса я, сидя по горло в горячей воде,
наполняющей высокую деревянную лохань, пил из глиняной пиалы обжигающий
напиток, который Котя назвал тибетским чаем. На вид эта буро-зеленая маслянистая
жижа напоминала скорее кисель. На вкус… ну да, крепкий чай, в который от души
набухали жира и соли, а потом все сбили в густую суспензию. Уверен, что дома я
и глотка бы не выпил. Даже ради любопытства. Даже в каком-нибудь модном
ресторане.
Но здесь напиток почему-то пился. И даже доставлял
удовольствие.
По соседству располагалась еще одна лохань, в которой
отмокал Котя — с такой же пиалой в руках. Чай он пил с причмокиванием и
восторженными оханьями, показавшимися мне несколько преувеличенными.
Помещение, где нам устроили «ванны», было небольшим, с
низким закопченным потолком. Все здесь было темное — от времени, от дыма, от
въевшейся грязи. Пол, как мне показалось, был из утоптанной до состояния камня
земли, сверху слегка присыпанной какими-то сухими травами. Единственными
анахронизмами были веселенькие резиновые коврики для ванной — розовые, с
утятами и рыбками, брошенные на пол возле наших лоханей. Ну и чудовищный
агрегат китайского производства, совмещающий в себе лампу дневного света,
маленький черно-белый телевизор, радиоприемник и еще какие-то прибамбасы. Лампа
светила, телевизор тоже работал, хоть и показывал одни только атмосферные
помехи. Приемник похрюкивал, временами выплевывая отдельные нечленораздельные
слоги:
— Син… бай… сем… иц… ка… ец…
Китай, понятное дело…
Появились Дава и Мимар — те самые «смышленые монахи». Каждый
нес по ведру горячей воды, которую они и принялись понемногу подливать в
лохани. Потом Мимар (впрочем, может быть, это был Дава?) достал серый мешочек,
развязал и подсыпал в воду какой-то сушеной травы.
— Это что? — подозрительно спросил я Котю.
— Древняя тибетская медицина. Ну что смотришь так
подозрительно, не знаю я! Какие-то травы. Для аромата. Или для здоровья.
— А как я еще могу на тебя смотреть? — Я пожал плечами.
Монахи тем временем вышли, все такие же отрешенные и безмолвные. — Ты мне врал
все время, сколько я тебя знаю! Притворялся обычным человеком! Потом пытался
убить! Можешь это как-то объяснить?
— Могу, — непривычно серьезным тоном ответил Котя. И,
помолчав, добавил: — Спрашивай — я буду отвечать.
Легко сказать — «спрашивай»! У меня накопилось уже такое
количество вопросов, что я вначале растерялся. Котя терпеливо ждал, отмокая в
лохани.
— Сколько тебе лет? — спросил я.
— Ну что ты привязался? — поразился Котя. — Я ведь уже говорил
— больше, чем кажется.
— Я помню. А конкретно? Сколько?
Котя со свистом втянул воздух. Откинул голову так, что
стукнулся затылком о край лохани. И мрачно сказал:
— Сорок девять.
Почему-то я сразу ему поверил.
— Две мировые войны и революции, — ехидно сказал я. —
Куратор… Так ты всего на четверть века старше меня! А зачем врал?
— Куратору полагается быть старым, — сказал Котя. — Старым,
мудрым, опытным. А я стал куратором всего двадцать три года назад… ну какое
было бы ко мне уважение?
— Как ты стал куратором? — уже начиная догадываться, что к
чему, спросил я.
Котя вздохнул. Снял очки, зачем-то прополоскал их в горячей
воде и повесил на край лохани.
— Ну? — подбодрил я.
— Я… меня стерли. Был один акушер с Аркана, сейчас он
работает в другом мире, не у нас… — Котя помолчал. — Я стал функционалом…
только не смейся… функционалом-музыкантом.
— Чего?
— Музыкантом.
— Скрипачом? — спросил я с иронией.
— Саксофонистом.
Я молчал, не зная, что и сказать. А Котя мечтательно
продолжал:
— Ты бы слышал, как я играл! У меня был очень редкий
инструмент — бас-саксофон…
— Работы Страдивари?
— Будешь издеваться — ничего рассказывать не стану.
Я примиряюще поднял руки.
— Извини. Само вырвалось. Я и не знал, что саксофоны бывают
разные.
— Бывают семи видов. Самые распространенные — тенор, альт… А
бас — большая редкость. Вот я на нем и играл.
— А что на нем играют? — продолжал я недоумевать.
— Ну… есть разная музыка для саксофона, — уклончиво сказал
Котя. — Но я в основном импровизировал. Играл… — Он замолчал, но все же
закончил: — В ресторане.
— Джаз — музыка для толстых, — пробормотал я.
— Ага. — Котя фыркнул. — Неужели еще не понял, что все мы —
прислуга? Что содержатель гостиницы, что владелец ресторана, что таможенник на
перекрестке миров? Вот и я… учился на журфаке, мечтал в «Комсомолке» работать и
вдруг — стал никем. Два дня шатался по улице, хорошо хоть, что лето было на
дворе. А потом мне позвонили… знаешь, тогда ведь мобильных не было. Тогда
вообще был Советский Союз. Брежнев недавно помер, у власти Андропов… Ты знаешь,
кто такой Андропов? Да откуда тебе знать… Он был руководителем КГБ, сразу начал
в стране чистку проводить. Сажали всяких взяточников, увольняли тех, кто в
рабочее время занимался личными делами… оцепят магазин и кинотеатр, к примеру,
и проверяют — человек в отпуске или должен в это время быть на работе…