— Он понимает нас? — Заг показал на человека.
— Конечно, понимает, — ответил Рук. — Грег хорошо говорит на нашем языке.
Капитан все-таки решил не вмешиваться в болтовню буромордых и лег на койку, заложив руки за голову.
— Долго я без сознания провалялся? — полюбопытствовал бывший оннок.
— Дня три, — вымолвил парнишка и призадумался. Поглядев на растопыренные пальцы, добавил: — Или четыре… Я совсем что-то запутался. Из-за этих игр то туда, то сюда бегаю. Сил уже нет.
— Когда открытие?
— Через три дня. Сегодняшний не считать. Вечер уже.
Заг закусил губы и покачал головой.
Наблюдательный парнишка поймал взгляд сородича, направленный на стол.
— Я сейчас принесу тебе поесть, — пообещал он и выбежал из барака.
Они опять остались наедине, человек и крайт, крайт и человек.
Лежащий Грег искоса поглядывал на буромордого. Тот в свою очередь зыркал на человечишку. Совсем недавно в Галактике полыхала война двух рас. Нынешнее перемирие было временным. Это хорошо понимали и стар и млад. Каким бы большим, бесконечным ни был космос, люди и крайты не смогут ужиться друг с другом. Уж очень велики амбиции и сильна ненависть.
Капитан принюхивался. К сожалению, его обострившееся после Каллорданга чутье в очередной раз не уловило чувств этого буромордого. Наверное, в их проклятущей Обители учат глубоко-глубоко прятать свои эмоции. Недовольный Грег протяжно выдыхал и сжимал-разжимал кулаки.
Заг был не из тех, кому свойственно испытывать жалость. Тем более к человечишке. Ну избили того гладиаторы — поделом! На совести капитана были сотни, а то и тысячи жизней крайтов. Хотя у него и совести-то нет. Все люди — самодовольные лжецы. Их коварство не знает предела. Для достижения своих низменных целей человечишки не считаются ни с чем. Бывший оннок до боли закусил губу.
От капитана это не скрылось. У Грега была такая же привычка.
«А вдруг он читает мои мысли? — обмер капитан. — Читает и… повторяет… копирует… Только зачем?»
Капитан пристально вглядывался в крайта. Тот отвечал холодным немигающим взором.
«Эти онноки всегда оставались загадкой. Но я-то ее разгадаю. Встану ночью и придушу урода».
В Обители Заг научился контролировать Жажду. Вот и сейчас присмирил ее, однако желание разделаться с человечишкой присутствовало. Пожалуй, прирезать его — это лучший выбор. Так он отомстит за соплеменников, убитых капитаном. Рано или поздно за все приходится платить. И вот человечишка заплатит. За все…
У Зага защемило сердце. Он тоже заплатил. И немало… Если бы не тот случай… Только единожды в жизни он проявил слабость, и это стоило ему места в Обители. Жажда вновь зародилась в нем.
«Нет, — мысленно решил Грег. — Ночью душить не буду. Уж лучше прикончу его на Арене. Пускай все буромордые видят, что люди — не слабаки. А я буду смотреть на их рожи. Испуганные рожи. Эти уроды спать спокойно не смогут. Я буду убивать их. Убивать… Одного за другим… А затем наш флот сровняет с землей эту поганую тюрьму. — Капитан улыбнулся. — Потом я отыщу Пса. И… Нет, под суд его не отдам. Я сам буду судом».
Грег чуть не расхохотался.
«Недобрый взгляд, — оценил Заг. — Очень непростой человечишка. Есть в нем что-то… чуждое».
В душе крайта ледяной змейкой скользнул испуг. Этот капитан был совсем не так прост. И может, Судьба не случайно свела его, Зага, с ним? Что, если это очередная ступенька к Просветлению?
Додумать помешал вернувшийся Рук.
— Заждался? — спросил он Зага и поставил на стол миску с парующим супом и кружку чая.
«Супчиком кормите своих, — отметил Грег. — А меня то кашей резиновой, то бобами вонючими. Ну, ничего, любезнейшие, будет и на нашей улице праздник».
Бывший оннок сел за стол и попробовал суп. Горячий. Язык обжигает. И соли многовато.
— Ешь, ешь, — просияв, сказал парнишка. — Суп питательный. Тебе нужно силы восстанавливать.
«А мне, значит, не нужно? — вскипел капитан. — Всех перебью…»
— Слышь, Рук, сколько, ты там говорил, дней до начала игр? — осведомился Грег.
Парнишка посмотрел на растопыренные пальцы и ответил:
— Через три дня, не считая сегодняшнего.
Грег плотоядно улыбнулся. Бывшему онноку осталось жить три дня. Всего три…
Заг так и не понял, куда у него пропал аппетит. Еще недавно хотелось есть. Даже этот пересоленный суп. А теперь…
Бывший оннок отодвинул миску и быстро осушил чашку травяного чая.
— Хлыст обещал проведать тебя, — известил Рук сородича. — Только он сейчас у Отца Лио. Обсуждают что-то по играм.
Особого желания видеться с еще одним человечишкой у Зага не было. Хватит с него капитана. Вон как зыркает. Небось попробует ночью придушить. Это в крови у подлых людишек. Бывший оннок закусил губы и увидел, что Грег оскалился.
«Опасный тип», — подумал Заг.
— Я пойду, — неохотно выговорил парнишка. — Мне еще у Хлыста в бараке прибрать нужно.
Заг вяловато кивнул.
Дверь за Руком закрылась. На замок пленников уже не запирали. Да и не нужно это было. Пока есть ошейники, никто здравомыслящий убегать не станет.
Лампочка освещала просторный барак. Ночные мотыльки и мошкара бросались на нее и отлетали. Некоторые с обгоревшими крылышками падали на стол. За стенами стрекотали какие-то насекомые. Их нестройный хор нервировал Грега. Как ни пытался, отстраниться не получалось. Раздражало все. Даже кривая тень от стола на полу. Если и дальше так пойдет, то этот буромордый не дотянет до открытия игр.
Заг взбил подушку и лег. Его и капитана разделяло всего несколько шагов. Однако на самом-то деле между крайтом и человеком была пропасть, непреодолимая пропасть. Два солнца Хлок-Ту-Риина как-то уживались на небе. Крайтам и людям это было не дано. Конечно, Хлыст может тренировать здесь гладиаторов, но это единичный случай. Два года перемирия впитали в себя десятки конфликтов по всей Галактике. Люди продолжали убивать крайтов. А те отвечали взаимностью.
Заг протяжно выдохнул. У него и своих проблем хватало. Некогда задумываться над взаимоотношением рас. И так все понятно. Настанет день — и одна раса уничтожит другую. Бывший оннок надеялся, что победа достанется его сородичам. Он опять выдохнул и в тысячный раз до боли сжал кулаки.
Один раз проявил слабость — и все…
Не устоял…
Нарушил правила…
Поддался искушению…
Так долго шел по Пути, чтобы столь бездарно и позорно слететь с него…
На душе у крайта было тяжело.
Он думал, что властен над самим собой, но ошибался. Как сильно ошибался…
Плоть, бренная плоть одолела Дух. Заставила совершить то, чему нет прощения. Он — оннок! А онноки должны быть превыше низменных желаний. Желания обуревают, овладевают рассудком, понукают на жуткие, омерзительные поступки.