Наконец мы вошли в тронный зал. Почему-то я раньше представлял себе, что такое место должно выглядеть несколько веселее. Это было высокое помещение с темными стенами, на которых красовались портреты герцогов Дондурдурских, а между ними горели факелы. Пол был покрыт ярко-красным ковром, вызывая какие-то кровавые ассоциации. В центре зала на небольшом постаменте стоял трон – кресло с высокой спинкой, на котором восседал сам герцог. Над троном был укреплен герб: черная змея на зеленом фоне, изготовившаяся к нападению. По бокам от трона стояли люди в черных одеяниях, одетые на манер нашего провожатого. Возле дверей и рядом с советниками возвышались неподвижные стражники. О том, что это не манекены, говорили только глаза, цепко оглядывающие вошедших. Его высочество, длинный и тощий мужчина лет сорока с тяжелым взглядом, был одет несколько наряднее приближенных, однако и здесь преобладали темные цвета. На пальцах у него сверкало несколько перстней, которые он время от времени задумчиво начинал теребить. По моим представлениям, он больше походил на главаря крупной преступной организации, чем на правителя государства. Впрочем, это дело вкуса.
– Нарушители границы доставлены! – четко отрапортовал наш провожатый и занял место среди коллег. Герцог едва заметно кивнул, продолжая изучать мою парочку.
– Ваше высочество! Перед вами смиренный инок и невинная девушка, ставшие жертвой злобного навета и дьявольской клеветы со стороны руководства ордена. – Боня торжественно выступил вперед и прижал руку к сердцу. Ни дать ни взять оратор на митинге. Про дьявола вообще молчу, устал его защищать. Если кто-то и стал здесь жертвой клеветы, то именно он. – С неимоверными трудностями мы сумели преодолеть все препятствия, чтобы смиренно просить вашей защиты.
– Значит, ты и есть тот самый чернокнижник, а она ведьма? – уточнил герцог, барабаня пальцами по подлокотнику трона.
– Я не ведьма! – обиделась Эльза, стараясь говорить как можно тверже. Но я видел, как от волнения она изо всех сил впилась ногтями в ладони.
– Мы невинные жертвы клеветы! – повторил Боня, недовольный тем, что его блестящая речь не произвела на правителя ни малейшего впечатления.
– Значит, ничего не можете! – махнул рукой герцог. – Бесполезны.
– Я ученый монах… – растерянно залепетал Боня, но его уже никто не слушал.
– Сколько за них даст орден? – поинтересовался герцог у советников.
– Не меньше тысячи золотых, – почтительно произнес один из них. – Ну и некоторые услуги в графстве, о которых ваше высочество прекрасно осведомлены.
– Осмелюсь доложить, что цену можно поднять, – подал голос другой советник, седовласый старик с хитрыми глазками. – Эти двое лично нанесли оскорбление одному из иерархов святейшей инквизиции, так что они не поскупятся. – Ничего себе разведка работает! Да они о делах в графстве осведомлены, должно быть, не хуже самого графа!
– Какую цену… – продолжал бормотать Боня, который никак не мог поверить, что дело приобретает столь скверный оборот.
– Люцифуг, ты здесь? – тихо позвала Эльза.
– Куда же я денусь! – вздохнул я.
– Ты сможешь нас отсюда вытащить?
– Постараюсь, но ничего гарантировать не могу. – Я снова вздохнул. Конечно, хотелось обнадежить девушку, но в такой ситуации лучше оставаться честным.
– И на том спасибо! – поблагодарила она. – Ух, как мне хочется выцарапать глаза этому ублюдку!
Вполне справедливое желание! Я бы с удовольствием посодействовал.
– Какому ублюдку? – поинтересовался расстроенный Боня.
– Который на троне, – пояснила Эльза, заставив монаха сокрушаться по поводу недостатков в ее воспитании.
– Очень хорошо! – проговорил тем временем герцог. – Поручаю тебе, – он ткнул пальцем в седовласого пройдоху, – вести переговоры с орденом. И если цена меня не устроит, покроешь разницу из своего кармана.
– А что пока делать с этими, ваше высочество? – Бывший провожатый кивнул в нашу сторону.
И тут наконец до Бони дошло, что здесь происходит. Его с Эльзой хотят не просто передать инквизиции, а продать ей! Все его надежды, все его иллюзии пошли прахом, и он выдал такое, чего герцогу не доводилось слышать в свой адрес еще никогда. Впрочем, слушайте сами.
– Ах ты порождение ехидны, вскормленное собачьими нечистотами! Ах ты жалкий торгаш на троне, оскверненном твоим седалищем! Ах ты, выражаясь скромным языком невинных созданий, мерзкий ублюдок! Да знаешь ли ты, подлый змий, копающийся в навозе, что на том свете черти будут заставлять тебя глотать презренный металл, за который ты продаешь нас мучителям, и понуждать в муках извергать его обратно?!
Такой эскапады не ожидал никто. Герцог весь побледнел, вцепился пальцами в трон и слегка наклонился вперед, пытаясь прожечь дерзкого монаха взглядом. Эльза, в ужасе от возможных последствий, схватила Боню за руку, пытаясь хоть как-то его образумить. Стража схватилась за оружие. Советники дрожали, опасаясь репрессий за то, что слышат такое. Даже я малость струхнул: сейчас такое начнется, что никакой демон не поможет! И только наш монашек стоял с высоко поднятой головой, воздев руку к небу. Он что, рассчитывал, что после такого словоизвержения герцог раскается и отпустит их на все четыре стороны, предварительно извинившись?
– Как прикажете его казнить? – поинтересовался один из советников. Губы у него дрожали.
– Казнит его орден. – Герцог взял себя в руки. – А мы походатайствуем, чтобы его смерть не была легкой. А пока он будет выбирать себе пытку, которой мы его подвергнем.
– Довыступался! – зло прошипела Эльза. Действительно, если раньше наше положение было очень плохим, то теперь, после Бониной пламенной речи, стало просто катастрофическим.
– Так что ты выберешь для начала, жалкий расстрига? – Герцог с трудом сдерживал себя, дабы не уронить достоинства перед подданными. – Я думаю, за мерзкую хулу твой язык следует прижечь каленым железом.
– Мудрое решение! – воскликнул кто-то из подхалимов у трона, но правитель так на него цыкнул, что тот едва не грохнулся в обморок.
– Но я не лгал! – взвизгнул Боня, утративший весь свой кураж. – Не сметь меня трогать! Иначе я вызову демона, и он тут такое устроит! – И что я мог устроить? Нельзя же так преувеличивать мои возможности!
– Ты и сейчас лжешь, – заметил его высочество. – Что ж, скажи нам что-нибудь еще. Пока у тебя цел язык. Если продолжишь лгать, то с твоим языком сделают то, что я сказал. Если же ты образумишься и скажешь правду, твой язык останется цел и тебя для начала подвесят на дыбе. А потом… – Герцог задумался, выбирая, очевидно, свою любимую пытку из богатого арсенала.
– Ваше высочество! Пощадите его! Он не знает, что говорит! Он безумен! – Эльза упала на колени. Я думаю, что ради себя она бы так никогда не поступила.
– Я уже дал слово! – усмехнулся герцог. – Итак, я клянусь, что если этот мерзавец солжет, ему выжгут язык, а если он, паче чаяния, скажет правду, его подвесят на дыбе. Ну же, не молчи! Иначе к тебе применят оба наказания.