Одиннадцать сорок девять.
Блисс с трудом приняла сидячее положение и потрогала лоб. Он
был горячим. Голова раскалывалась. В желудке урчало. Голод.
Блисс спустила ноги с кровати и попыталась встать. Идея
оказалась неудачной. Блисс мутило, перед глазами у нее все плыло. Девушка
ухватилась за столбик кровати и кое-как доковыляла до выключателя. Она потянулась
к выключателю, и внезапно комната озарилась.
Все было таким же, как и прежде: толстый конверт с письмом
от Комитета и в беспорядке лежащие на столе анкеты, учебник немецкого, открытый
все на той же странице, аккуратно сложенные в пенал ручки, забавный магнит в
форме ковбойской шляпы, подаренный друзьями еще дома, в Техасе, семейная
фотография на ступенях Капитолия, сделанная в тот день, когда отец приносил
присягу в Сенате.
Блисс вытерла глаза и пригладила волосы, которые, она не
сомневалась, наверняка сейчас торчали во все стороны.
Голод.
Это было темное, не отпускающее ни на секунду мучительное
состояние до физической боли. Что-то новенькое. Насчет этого доктор Пат ничего
не сказала. Блисс схватилась за живот. Ее подташнивало. Девушка вышла из спальни
в темный коридор и направилась в сторону тусклого света кухни.
Хромированная кухня при ночном освещении потолочных ламп
казалась холодной. Блисс видела повсюду свое отражение: высокая, неуклюжая
девчонка с кошмарно растрепанными волосами и унылой физиономией.
Блисс открыла холодильник «Сабзиро». На полках аккуратными
рядами стояли бутылки с «Витаминной водой», «Пеллегрино» и «Вдовой Клико».
Блисс рывком выдвинула ящики. Свежие фрукты, нарезанные и сложенные в
пластиковые контейнеры. Йогурт «Кримлайн». Завернутая в целлофан половинка
грейпфрута. Белые картонные коробки с остатками китайских блюд.
Ничего толкового.
Го-о-о-ло-о-од!
Она нашла то, что ей требовалось, в мясном отделении. Фунт
сырого мяса для гамбургеров. Блисс вытащила его и разорвала коричневую бумажную
упаковку. Мясо! Она принялась жадно пожирать сочный мясной фарш; кровь капала у
нее с подбородка.
Она, можно сказать, заглотила его.
— Что ты здесь делаешь?
Блисс застыла.
В дверном проеме стояла ее сестра, Джордан, в розовой
фланелевой пижаме и смотрела на нее.
— Джордан, все в порядке, иди спать, — вынырнула
вдруг из тени Боби Энн.
Оказывается, она сидела в углу и курила. Когда она
выдохнула, дым завился вокруг уголков ее губ.
Блисс положила пакет с остатками фарша на кухонный стол.
— Я не знаю, что это на меня нашло. Я просто
проголодалась.
— Конечно, дорогая, — согласилась Боби Энн, как
будто это было совершенно естественно — обнаружить свою падчерицу пожирающей
сырой фарш для гамбургеров прямо из холодильника в три ночи. — Если ты еще
не наелась — там во втором ящике филе.
И с этими словами Боби Энн удалилась, пожелав Блисс
спокойной ночи.
На миг Блисс задумалась над этим. Похоже, что мир сошел с
ума. Доктор Пат сказала про странный случай, когда она очутилась вне своего
тела и вне времени, что это совершенно нормально. Мачеха и глазом не моргнула,
увидев ее на кухне, заляпанную кровью. Блисс немного поразмыслила, потом
достала пакет с бифштексами и съела и их тоже.
«Чахотка. Симптомы: высокая температура, обмороки,
головокружение, кашель с кровью, жидкость в легких. В первые годы существования
колонии Плимут потребление стало причиной множества смертей. «Поглощающая
чахотка» — случаи, при которых скончавшийся больной оказывался полностью обескровлен.
Существует теория, предполагающая, что некая бактериальная инфекция разрушала
тромбоциты, кровь разрежалась и поглощалась тканями тела, отчего казалось,
будто кровь полностью исчезла».
Профессор Лоуренс Уинслоу ван Ален.
Жизнь и смерть в колонии Плимут, 1620–1641 гг.
Глава 13
На следующий день все старшие классы снова были собраны в
часовне, но уже по менее печальному поводу — на беседу о выборе профессии. Даже
прискорбная кончина одного из учеников не могла изменить плана проведения
лекций, составляемого на год. Одним из принципов Дачезне являлось стремление
продемонстрировать ученикам примеры множества доступных им профессий и
жизненных путей. Им устраивали беседы с известным кардиохирургом, издателем
популярного журнала, членом совета директоров компании, входящей в список
журнала «Форчун», со знаменитым кинорежиссером. Большинство взрослых,
приходивших на эти беседы, были либо выпускниками Дачезне, либо родителями
кого-то из учеников. Ученики считали эти мероприятия полуторачасовым перерывом,
поскольку за это время можно было вздремнуть на задних рядах, что куда
комфортнее, чем клевать носом в классе.
— Сегодня у нас особый гость, — объявил
декан. — Нас посетила Линда Фарнсворт, глава агентства «Модели Фарнсворт».
По залу пробежала волна одобрительных и радостных возгласов.
«Модели Фарнсворт» — это было самое влиятельное агентство в
жестоком модельном бизнесе. Дважды в год Линда являлась в Дачезне на беседу о
выборе профессии и заодно использовала этот повод, чтобы отыскать среди
учеников новых моделей. Неуместный, но неоспоримый факт: Дачезне была настоящим
рассадником перспективных кадров для агентства. Ученицы школы вращали бедрами в
видеоклипах, расхаживали по подиуму в Бриант-парке и появлялись в рекламе на
телевидении и в печатных изданиях. Некоторые даже фигурировали в каталогах «Дж.
Кру» и «Эберкромби и Фитч». Распространенный в Дачезне тип внешности — высокие,
стройные, белокурые, аристократичные, стопроцентные американцы — был сейчас
востребован даже более обычного.
Линда Фарнсворт была невысокой, коренастой женщиной с
вьющимися волосами и совершенно немодным обликом. Она носила очки с
полукруглыми стеклами, а голос ее, пока она излагала в микрофон плюсы и минусы
модельного бизнеса, звучал надтреснуто. Она расписывала заманчивые стороны —
гламурные фотосессии, поездки в экзотические места, интересные вечеринки — и
тут же, без перехода, принималась рассказывать, какая это тяжкая работа —
отснять безукоризненные фотографии. Когда она закончила, ей вежливо похлопали.
После завершения официальной части Линда обосновалась на
лестничной площадке третьего этажа и предложила всем интересующимся явиться на
кастинг. Почти все девушки и даже несколько парней решили попытать счастья.
Когда группу насупившихся первокурсников отвели в сторонку,
Мими выступила вперед. Для нынешнего случая она оделась особенно продуманно, в
облегающую футболку с глубоким вырезом и джинсы «Пейдж» с заниженной талией.
Мими доводилось слышать, что на пробы моделям следует одеваться как можно
проще, чтобы являть собою чистый лист, на который рекламщикам и модельерам
будет легче проецировать свои замыслы. Накануне вечером Мими оставила итальянца
на верхнем этаже его пентхауса совершенно выдохшимся и чувствовала себя бодрой
и веселой.