В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
Мы всходим на корабль, и происходит встреча
Безмерности мечты с предельностью морей…
Ш. Бодлер
Роман частично основан на реальных событиях, хотя некоторые
имена изменены.
Часть первая. В тумане
О, странная игра с подвижною мишенью!
Не будучи нигде, цель может быть – везде!
Игра, где человек охотится за тенью,
За призраком ладьи на призрачной воде…
Ш. Бодлер
Пролог
Чайки мельтешили над берегом и морем, как клочки бело-серой
бумаги, подхваченной ветром, они орали пронзительно, скрипуче, неприятно, что
больше всего напоминало скрип несмазанных дверных петель. Совершенно непонятно
было, что же в них имеется такого романтического, привлекающего иных поэтов.
Или виной всему такое настроение? Смесь разочарования и злости? Все оказалось
гораздо сложнее, чем представлялось поначалу…
– Могу вас заверить, господин майор, мы сделали все, что в
наших силах, – удрученно сказал месье Риу. – В данных условиях просто
невозможно предпринять что-либо еще, я думаю, вы понимаете…
– Да, конечно, – сказал Бестужев. – К вам не может
быть никаких претензий…
Как и полагается хорошему полицейскому, вынужденному во
время службы пребывать исключительно в цивильном, чтобы не раскрывать себя,
месье Риу на полицейского не походил ничуть – невысокий, ничем не
примечательный, скучный на вид господин средних лет, более всего напоминающий
мелкого чиновника или рантье невысокого пошиба. Однако Бестужев за день общения
убедился уже, что перед ним весьма неглупый и хваткий человек – увы, обстоятельства
порой сводят на нет любые ценные качества…
Он смотрел в море – там, на рейде, далеко от шербурской
набережной, стоял на якоре черный четырехтрубный пароход, в общем-то, не
производивший из-за отдаленности впечатления чего-то грандиозного.
С моря тянуло прохладой, временами налетал ветерок. Чайки то
взлетали высоко, то метались над самыми волнами.
Месье Риу произнес тоном, в котором словно бы чувствовались
некие извинения:
– С того момента, как на «Титаник» стали прибывать
пассажиры, посадка их на «Номадик» находится под неотлучным наблюдением четырех
моих агентов. Очередная смена и сейчас на постах.
Бестужев посмотрел вправо, туда, где был пришвартован
изящный пароход с единственной высокой трубой – «Номадик», переправлявший
путешественников на борт трансатлантического гиганта. Людей, направлявшихся к
сходням, уже никак нельзя назвать «потоком», как это приходило на ум
ранее, – последний рейс, «Титаник» вот-вот должен поднять якорь…
Как и следовало ожидать, Бестужеву не удалось среди праздных
зевак, во множестве имевшихся на набережной, заметить полицейских агентов.
Ничего удивительного, хорошего филера можно засечь в одном-единственном случае:
когда он движется у тебя по пятам – да и то не всегда, ох, не всегда. В
подобном же случае, когда хваткие агенты растворились в толпе, и их внимание не
приковано персонально к тебе, обнаружить их практически невозможно. Кто угодно
может оказаться наблюдателем – вот этот тучный, одышливый господин с моржовыми
усами и целой пригоршней брелоков на часовой цепочке, вот эта юная мадемуазель,
завороженно взирающая на морской простор и черный корабль, вот эти франты, да
кто угодно…
– Специфические условия… – тем же покаянным тоном обронил
месье Риу.
Он, честное слово, прямо-таки маялся. Несмотря на парижскую
свистопляску и начавшиеся отставки полицейских чинов, в том числе в бригаде
Ламорисьера, де Шамфор пребывал на своем месте, он-то не имел никакого
отношения к Гартунгу и всей этой грязной истории. И, как следовало из обмолвок
месье Риу, время от времени подстегивал своих подчиненных в Шербуре
телеграфными депешами…
– Можно быть уверенным в двух вещах, которые зафиксированы
точно, – сказал месье Риу. – Во-первых, интересующая нас особа,
выступающая как мадемуазель Луиза, приобрела три билета первого класса.
Во-вторых, сама она, что установлено не только агентами, но и мною лично, еще
вчера в два часа тридцать семь минут пополудни поднялась на борт «Номадика» и,
несомненно, пребывает сейчас на «Титанике». С двумя другими, увы, обстоит
загадочно и туманно. Естественно, ни при покупке билетов, ни при подъеме на
корабль не требуется предъявления каких бы то ни было документов, для внесения
в список пассажиров достаточно назваться каким угодно именем. Наконец,
внешность… Мадемуазель Луиза, насколько мне теперь ясно, не предпринимала
никаких попыток изменить облик, она выглядела в точности так, как мне ее
описали, не правда ли?
– Да, – сказал Бестужев почти отрешенно.
– С двумя прочими обстоит сложнее. Их третьего мы не в
состоянии были зафиксировать вообще. Вы ведь сами говорили, что понятия не
имеете, кто это может быть, даже не знаете, мужчина это или женщина?
– Да, вот именно, – сказал Бестужев. – Я только подозреваю,
что это мужчина, играющий роль телохранителя, но так ли это, не знаю.
Совершеннейший призрак без лица…
– Человека, соответствовавшего бы по приметам вашему
инженеру, не усмотрели среди тех, кто за все это время уплыл на «Номадике», ни
мои агенты, ни я сам. Вы можете быть уверены, господин майор, если бы он не
изменил внешность, мы бы его не пропустили. Я не первый год в полиции, мои
подчиненные тоже достаточно опытны…
– Я ничуть не сомневаюсь в вашей опытности, месье Риу. К вам
нет и не может быть никаких претензий, – сказал Бестужев мягко, решив проявить
некоторую чуткость, – этих людей и в самом деле нельзя было ни в чем
упрекнуть.
Месье Риу удрученно продолжал:
– Возможно, если бы мы видели его прежде, знали на взгляд
походку, характерные движения… Но, имея лишь описание… Ему крайне просто было
бы изменить внешность: сбрить усы, надеть парик, или просто покрасить волосы в
другой цвет, надеть пенсне, скажем, вы же знаете, как это бывает… За эти дни на
«Номадик» проследовали многие сотни мужчин, и каждый второй из них – если не
больше – мог оказаться инженером. Конечно, явные старики или слишком молодые
люди исключаются. Но все равно, кандидатов прошло столько… Бородатые, с густыми
бакенбардами, длинноволосые, любой из них мог оказаться… Вряд ли он стал
маскироваться вовсе уж экзотически, скажем, под еврейского раввина – их
зафиксировано трое – или музыканта с волосами до плеч – такие тоже проходили.
Он, скорее всего, выбрал гораздо более простые, но эффективные способы…
– Наверняка, – поддакнул Бестужев.