— Тебе лучше было бы прекратить свои расследования,
Джозефина, — строго сказал я. — Это небезопасно.
— Мне больше нечего расследовать, — заявила Джозефина. — Я
уже все знаю.
На минуту установилась тишина. Глаза Джозефины, мрачные и
немигающие, уставились на Клеменси. Мне послышался какой-то звук, похожий на
глубокий вздох. Я резко оглянулся. На лестнице, спустившись до середины, стояла
Эдит де Хэвиленд… Но мне показалось, что это вздохнула не она. Звук, казалось,
исходил из-за двери, через которую только что вошла Джозефина.
Я быстро шагнул к двери и распахнул ее. Там никого не было.
Тем не менее меня это сильно встревожило. Кто-то только что
стоял за дверью и слышал слова Джозефины. Я вернулся к Джозефине и взял ее за
руку.
Она жевала яблоко, все еще не отводя пристального взгляда от
Клеменси. Под этим упорством, как мне показалось, скрывалось некоторое
злорадство.
— Пойдем, Джозефина, — сказал я. — Нам с тобой надо
поговорить.
Джозефина, кажется, собиралась запротестовать, но мне было
не до шуток. Я быстро повел упирающуюся девчонку в другую часть дома. Там была
маленькая гостиная, которой обычно не пользовались и в которой, я надеялся, нам
не помешают. Я привел Джозефину туда, плотно закрыл за собой дверь и заставил
ее сесть на стул. Свой стул я поставил таким образом, чтобы сидеть лицом к ней.
— Ну, Джозефина, — начал я, — давай поговорим начистоту. Что
именно ты знаешь?
— Много всего.
— В этом я не сомневаюсь. Твоя головка наверняка битком
набита нужной и ненужной информацией, которая, того и гляди, начнет
переливаться через край. Но ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Разве не
так?
— Конечно, знаю. Я-то ведь не такая глупая.
Я не разобрался, относился ли намек ко мне или же он был
сделан в адрес полиции, но, не обратив на него внимания, я продолжал:
— Ты Знаешь, кто именно подложил что-то в какао?
Джозефина кивнула.
— И тебе известно, кто отравил твоего деда?
Джозефина опять кивнула.
— И кто хотел разможжить тебе голову?
Вновь последовал утвердительный кивок.
— В таком случае ты обязана рассказать мне все, что тебе
известно.
Ты расскажешь мне все… сию же минуту.
— Нет.
— Придется. Все данные, которые ты собрала или раскопала,
должны быть переданы полиции.
— Я ничего не расскажу полицейским. Они глупые. Они
подумали, что это сделала Бренда… или Лоренс. А я не такая глупая, как они. И я
прекрасно знаю, что они этого не делали. Я с самого начала подозревала одного
человека, а потом устроила что-то вроде проверки… и теперь знаю, что была
права. Она торжествовала.
Я молил небо послать мне терпения и начал снова.
— Послушай, Джозефина, я понял, что ты чрезвычайно умная
девочка…
— Джозефина, казалось, была польщена. — Но едва ли тебе это
принесет пользу, если тебя не будет в живых. Разве ты не понимаешь, дурочка,
что, пока ты так глупо хранишь про себя свои секреты, подвергаешься смертельной
опасности?
Джозефина удовлетворенно кивнула.
— Конечно, понимаю.
— На твою жизнь покушались уже дважды, и ты чудом уцелела. В
первом случае ты сама чуть не поплатилась жизнью, а во втором случае это стоило
жизни другому человеку. Разве тебе не понятно, что, если ты будешь по-прежнему
шататься по дому и во всеуслышание заявлять, что тебе известно, кто убийца,
больше не будет никаких попыток… дело кончится тем, что просто убьют или тебя,
или кого-нибудь еще?
— А в некоторых книгах убивают всех, одного за другим, — со
смаком сообщила Джозефина. — И убийцу находят только потому, что практически он
один и остается.
— Это тебе не детективный роман. Здесь дом под названием
«Три башни» в Суинли-Дине, а ты — всего-навсего глупая маленькая Девчонка,
которой не следовало бы читать детективные романы в таком количестве. Я заставлю
тебя рассказать мне все, что ты знаешь, даже если для этого придется вытрясти
из тебя душу.
— Я могла бы соврать тебе.
— Могла бы, но не сделаешь этого. Скажи мне все-таки, чего
ты ждешь.
— Как ты не можешь понять? — воскликнула Джозефина. — А может
быть, я вообще никогда ничего не скажу! Видишь ли, может быть… я люблю этого
человека.
Она замолчала, как будто для того, чтобы эта мысль успела
запечатлеться в моем сознании.
— А если уж расскажу, — продолжала она, — то сделаю это как
положено. Все соберутся и рассядутся в креслах, а потом я расскажу, как все
происходило… и представлю вещественные доказательства, а потом совсем
неожиданно вдруг укажу на человека и скажу: «И это были вы…» Как раз в этот
момент в комнату вошла Эдит де Хэвиленд.
— Брось огрызок в мусорную корзину, Джозефина, — сказала
Эдит. — У тебя есть носовой платок? Вытри пальцы, они у тебя липкие. Ты поедешь
со мной на прогулку в машине. — Она многозначительно посмотрела на меня, как
будто сказала: «Хотя бы часок она будет в большей безопасности, чем здесь».
Джозефина, казалось, приготовилась взбунтоваться, но Эдит добавила: — Мы заедем
в Лонгбридж и поедим мороженого.
Глаза Джозефины засияли и она сказала:
— Две порции!
— Возможно, — промолвила Эдит. — А теперь иди и надень шапку
и пальто, да не забудь темно-синий шарф. На улице сегодня холодно. Чарльз,
пойдите-ка с ней вместе. Не оставляйте ее. Мне нужно только написать парочку
записок.
Она села за письменный стол, а я вслед за Джозефиной вышел
из комнаты. Даже и без предупреждения Эдит я не отпустил бы Джозефину ни на шаг
от себя.
Я был убежден, что опасность, угрожающая ребенку, где-то
совсем близко.
Когда под моим бдительным оком Джозефина была уже почти
одета, в комнату вошла София. Она, казалось, очень удивилась, увидев меня.
— Вот как, Чарльз, ты превратился в няню? Я и не знала, что
ты здесь.
— Я еду в Лонгбридж с тетей Эдит, — с важностью сказала
Джозефина.
— Мы будем там есть мороженое.
— Бр-р! На улице сегодня такой холод!
— Есть мороженое приятно в любую погоду, — заявила
Джозефина. — Когда у тебя внутри холодно, то кажется, что снаружи становится
теплее.