— Вы думаете, их осудят?
— Трудно сказать. Неизвестно, какими доказательствами
располагает полиция. Эти письма…
— Любовные письма?.. Значит, они все-таки были любовниками?
— Да, они любили друг друга.
Лицо тети Эдит помрачнело.
— Не нравится мне все это, Чарлз. Я не люблю Бренду. Я
всегда очень не любила ее и отзывалась о ней крайне резко. Но сейчас… Я хочу,
чтобы Бренда воспользовалась каждым шансом — каждым возможным шансом. Аристид
тоже хотел бы этого. Я чувствую себя обязанной обеспечить Бренде хорошую
защиту.
— А как же Лоуренс?
— О, Лоуренс! — Старая леди раздраженно пожала плечами. —
Мужчины должны сами заботиться о себе. Но Аристид никогда не простил бы нас,
если… — Она оставила фразу незаконченной, помолчала и сказала: — Время ленча.
Пойдемте в дом.
— Я должен ехать в Лондон.
— Вы на своей машине?
— Да.
— Хм. Может быть, вы меня подвезете? Полагаю, теперь нам уже
можно выехать в город?
— Конечно, подвезу. Но кажется, Магда с Софией тоже
собирались в Лондон после ленча. Может, вам будет удобней поехать с нами? У
меня двухместный автомобиль.
— Я не хочу ехать с ними. Возьмите меня с собой и не
распространяйтесь, пожалуйста, на эту тему.
Я удивился, но выполнил ее просьбу. По дороге в город мы не
разговаривали. Я спросил старую леди, где ее высадить.
— На Харлей-стрит.
В моем уме забрезжила некая смутная догадка, но мне не
хотелось ни о чем спрашивать.
— Впрочем, нет, еще слишком рано, — сказала тетя Эдит. —
Высадите меня у «Дебенкама». Я перекушу там и потом пройдусь пешком до
Харлей-стрит.
— Надеюсь… — начал было я и остановился.
— Именно поэтому я и не хотела ехать с Магдой. Она всегда
драматизирует ситуацию. Поднимает страшный шум по любому поводу.
— Мне очень жаль, — сказал я.
— Это лишнее. Я прожила хорошую жизнь. Очень хорошую. —
Неожиданно старая леди усмехнулась: — И она еще не кончилась.
Глава 23
Я не видел отца уже несколько дней. Застав его за делами, не
имеющими отношения к Леонидисам, я отправился на поиски Тавернера.
Инспектор выразил желание выйти со мной пропустить по
стаканчику. Я поздравил его с успешным завершением дела; поздравления он
принял, но вид у него при этом был далеко не победоносный.
— Что ж, все кончено, — сказал Тавернер. — Дело закрыто. И
никто не посмеет отрицать этого.
— Как вы думаете, обвинительный приговор будет вынесен?
— Трудно сказать. Прямых улик нет… Как часто бывает в делах
об убийствах. Многое зависит от того, какое впечатление обвиняемые произведут
на присяжных.
— А насколько серьезно содержание писем?
— На первый взгляд просто убийственно. Сплошные разговоры о
сладкой совместной жизни, которая ждет любовников после смерти старого мужа
Бренды. Фразы типа «Теперь осталось недолго ждать». Не забывай, защита будет
трактовать все это иначе: мол, муж был уже так стар, что молодые люди с полным
основанием могли ожидать его естественной смерти. Впрямую об отравлении в
письмах не говорится, но есть некоторые пассажи, которые можно понять вполне
однозначно. Все зависит от того, кто будет судействовать. Если старый Карберри
— то он живо разберется с любовниками: страшно добродетелен. Защищать
обвиняемых будет, вероятно, Иглз или Хэмфри Керр. Хэмфри великолепно ведет
подобные дела, но для успеха ему обязательно подавай блестящего героя войны или
что-нибудь вроде этого. А человек, уклонившийся от воинской службы, несколько
смажет ему картину. Но главное для обвиняемых — понравиться присяжным. С
присяжными никогда не угадаешь. Но знаешь, Чарлз, эти двое определенно
возбуждают симпатию и жалость. Бренда — миловидная молодая женщина, бывшая
замужем за глубоким стариком; Лоуренс — невротик, освобожденный от службы в армии.
Само преступление настолько традиционно, настолько соответствует некоей избитой
схеме, что невольно начинаешь верить в невиновность подозреваемых. Конечно, суд
может решить, что старика отравил Лоуренс без ведома Бренды или она без ведома
любовника — но может и обвинить их в сговоре.
— А что вы сами думаете по этому поводу? — спросил я.
Лицо Тавернера осталось совершенно бесстрастным.
— А я ничего не думаю. Я собрал факты и отправил дело в
прокуратуру, где уже и были сделаны все выводы. Я исполнил свои обязанности, а
остальное меня не касается. Вот и все, Чарлз.
Да, нет, не все. Тавернер определенно был не очень счастлив.
И только три дня спустя я завел разговор на эту тему с
отцом. Сам он о деле Леонидисов не упоминал. В наших отношениях возникла
некоторая напряженность — и мне казалось, я догадываюсь о ее причинах. Но мне
было необходимо разрушить возникшую между нами преграду.
— Нужно назвать вещи своими именами, — сказал я. — Тавернер
не верит, что старика убили эти двое, — и ты тоже не веришь в это.
Отец покачал головой и повторил слова Тавернера:
— Мы свое дело сделали. Остальное решит суд. И никаких
вопросов здесь быть не может.
— Но вы-то с Тавернером не считаете их виновными?
— Это решать присяжным.
— Бога ради, не заговаривай мне зубы! Я спрашиваю, что лично
ты думаешь по этому поводу?
— Мое личное суждение не отличается от твоего, Чарлз.
— Нет, отличается. Я более осведомлен.
— В таком случае, буду откровенен: я просто… не знаю!
— Они могут быть виновными?
— О да!
— Но ты в их виновности не уверен?
Отец пожал плечами.
— Не уклоняйся от ответа, па. Прежде ты был уверен? Не сомневался?
— В общем, да. Не всегда, правда.
— Я молю небо, чтобы ты оставался уверенным и сейчас.
— Я тоже.
Мы помолчали. Я думал о двух призрачных фигурах, выплывающих
в сумерках из парка. Одинокие испуганные люди. Они были испуганы с самого
начала. Разве это не является признаком нечистой совести? Но тут же я ответил
сам себе: «Совсем не обязательно». Оба они, и Бренда, и Лоуренс, боялись самой
жизни — у них не было уверенности в себе; а тут еще они оказались участниками
традиционной истории незаконной любви, разрешившейся убийством старого мужа.