«Заснул, верно, где-нибудь», – подумала она, переходя из
одной комнаты в другую. Она обрадовалась, увидев голову, торчащую из зловещей
ямы на лестничной площадке.
– Здесь я закончил, мэм, теперь можно не беспокоиться. Все в
порядке, – сообщил ей электрик, заверив, что на следующее утро начнет работать
в другой части дома.
– Очень надеюсь, что вы действительно появитесь, – сказала
Таппенс и добавила: – Вы случайно не знаете, где мистер Бересфорд?
– Вы имеете в виду вашего мужа? Он, мне кажется, наверху.
Там что-то упало. Да, и что-то довольно тяжелое. Скорее всего, книги.
– Книги! – воскликнула Таппенс. – Ну, знаете!
Электрик удалился в свой подземный мир под проходом, а
Таппенс отправилась на чердак, превращенный в еще одну библиотеку, специально
для детских книг.
Томми сидел на верхней ступеньке невысокой лестницы. Вокруг
него на полу лежало несколько книг, тогда как на полках зияли пустые места.
– Вот ты где, – сказала Таппенс, – а еще уверял, что тебе
все это неинтересно. Сидишь себе и почитываешь. Все мне тут разорил, а я-то
старалась аккуратно расставить эти книги.
– Прости меня, пожалуйста, – сказал Томми. – Просто мне
захотелось кое-что посмотреть.
– Тебе не попались еще какие-нибудь книги с подчеркнутыми
словами?
– Нет. Ничего такого не попадалось.
– Вот досада! – огорчилась Таппенс.
– Это, верно, была работа Александра, мастера Александра
Паркинсона.
– Верно, – сказала Таппенс. – Один из Паркинсонов. Из этих
многочисленных Паркинсонов.
– Он представляется мне довольно ленивым мальчишкой, хотя,
конечно, ему пришлось как следует потрудиться, чтобы подчеркнуть все эти слова.
Однако здесь больше нет никакой информации о Джорданах, – сказал Томми.
– Я спрашивала старого Айзека. Он многих знает в этих краях
и уверяет, что не помнит никаких Джорданов.
– Что ты собираешься делать с бронзовой лампой, которая
стоит возле входной двери?
– Хочу отправить ее на распродажу «Белый слон»
[3]
.
– Почему это?
– Знаешь, она меня всегда раздражала. Мы ведь купили ее
где-то за границей, верно?
– Да, не могу понять, зачем мы ее купили, должно быть,
просто сошли с ума. Тебе она никогда не нравилась, ты говорила, что ненавидишь
ее. Ну что же, я согласен: ее нужно продать. Она к тому же страшно тяжелая.
– А вот мисс Сандерс ужасно обрадовалась, когда я сказала,
что лампу можно забрать, и уже готова была тащить ее на себе, но я сказала, что
привезу ее на машине. Мы как раз сегодня должны все туда отвезти.
– Я сам отвезу, если хочешь.
– Нет, я сама, а еще лучше, если мы сделаем это вместе.
– Отлично, – сказал Томми. – Поеду с тобой в качестве
грузчика.
– Думаю, там кто-нибудь найдется, чтобы таскать тяжелые
вещи, – сказала Таппенс.
– Может, найдется, а может, и нет. Не хватай, а то
испачкаешься.
– Ну ладно, – согласилась Таппенс.
– Ты ведь не просто так решила поехать, у тебя есть на то
причина, разве не так? – спросил Томми.
– Ну, мне просто захотелось поболтать немного с людьми.
– Никогда не знаешь, что у тебя на уме, Таппенс, но, судя по
тому, как у тебя блестят глаза, я вижу, ты определенно что-то затеяла.
– Только раньше выведи Ганнибала погулять. Я не могу взять
его с собой на эту распродажу. Не хочется потом разнимать собачьи драки.
– Ладно. Пойдем гулять, Ганнибал?
Ганнибал, по своему обыкновению, отреагировал немедленно.
Ошибиться в его реакциях – положительных или отрицательных – было невозможно.
Он вилял хвостом, изгибался всем телом, поднимал то одну, то другую лапу, терся
о ноги Томми.
«Правильно, – говорил, очевидно, он, – для того ты и
существуешь, мой верный раб. Мы с тобой отлично прогуляемся по улице. Надеюсь,
там будет что понюхать».
– Пошли, – сказал Томми. – Веди меня, только не выбегай на
дорогу, как ты это сделал в прошлый раз. Чуть было не угодил под этот ужасный
контейнеровоз.
Ганнибал посмотрел на хозяина с явным укором, словно говоря:
«Я всегда был хорошей собакой. Всегда слушался и делал то, что мне велят».
Сколь бы фальшивым ни было это заявление, оно частенько обманывало даже тех,
кто находился с Ганнибалом в самом тесном контакте.
Томми отнес бронзовую лампу в машину, ворча по поводу ее
тяжести. Таппенс уехала на машине. Убедившись в том, что машина завернула за
угол, он прикрепил поводок к ошейнику собаки и вывел ее на улицу. Свернув в
переулок, ведущий к церкви, он отцепил поводок, поскольку там не было почти
никакого движения. Ганнибал по достоинству оценил это благо и принялся
старательно обнюхивать и обследовать каждый пучок травы, пробивавшийся в щели
между стеной и примыкающим к ней вплотную тротуаром. Если попробовать выразить
словами то, что он в эти минуты испытывал, то, скорее всего, получилось бы
следующее: «Великолепно! Такой густой запах! Большая, должно быть, собака.
Верно, тот самый мерзкий эльзасец. – Глухой рык. – Терпеть не могу эльзасцев.
Если увижу того, кто меня однажды цапнул, непременно вздую, и как следует. Ах!
Превосходно! Великолепно! Такая прелестная маленькая сука. Да, оч-чень хотелось
бы с ней встретиться. Интересно, где она живет? Может, где-нибудь поблизости.
Думаю, ее выводят из этого дома. Не зайти ли?»
– Ко мне, Ганнибал, нельзя заходить во двор, – позвал собаку
Томми. – Это не твой дом, зачем же туда соваться?
Ганнибал сделал вид, что не слышит.
– Ганнибал!
Пес с удвоенной скоростью бросился к черному ходу, ведущему
в кухню.
– Ганнибал! – крикнул Томми. – Ты меня слышишь?
«Слышу ли я тебя, хозяин? – мысленно отозвался Ганнибал. –
Разве ты меня звал? О да, конечно».
До его ушей донесся громкий лай из-за закрытой двери кухни.
Пес бросился назад, к спасительным ногам хозяина, и несколько шагов послушно
следовал за ним.
– Хороший мальчик, – похвалил его Томми.
«Я и есть хороший мальчик, разве не так? – отозвался
Ганнибал. – Как только потребуется моя помощь, нужно будет тебя защитить, я тут
как тут, рядом с тобой».