— Французская известь?
— Да, ее используют краснодеревщики для того, чтобы
ящики выдвигались бесшумно.
Я засмеялся:
— Вам бы все шутить! А я уж было подумал, что за этим
скрывается какая-то тайна.
— Пока, мой друг. Теперь я исчезаю.
Дверь за ним захлопнулась. С улыбкой, в которой смешались и
ирония, и восхищение, я достал одежную щетку и взял в руки пиджак.
На следующее утро, увидев, что Пуаро еще не приехал, я решил
немного прогуляться. По дороге мне встретились старые приятели, вместе с
которыми я провел почти весь день. На ленч я отправился в их отель. Потом мы
немного погуляли. Часы показывали восемь часов, когда я вновь вернулся в «Гранд
Метрополитен». Первым, кого увидел, был Пуаро. Его лицо, обращенное к стоящим
рядом Опальзенам, сияло от удовольствия.
— Гастингс, друг мой! — вскричал он и подбежал,
чтобы поприветствовать меня. — Поздравьте меня, mon ami: все кончилось так
чудесно!
— Вы хотите сказать… — начал я.
— Это граничит с настоящим волшебством! —
счастливо прощебетала миссис Опальзен. — Разве я не говорила тебе, Эд, что
если с этим делом не справится сам мосье Пуаро, то остальные не справятся и
подавно!
— Да, ты говорила, любовь моя, и, как всегда, оказалась
права.
Я растерянно взглянул на Пуаро, а он незаметно подмигнул
мне.
— Присядьте, пожалуйста, и я расскажу вам, как все
произошло. Теперь все в полном порядке.
— В порядке?
— Ну да. Они арестованы.
— Кто?
— Горничная и лакей, черт возьми! А вы разве не
догадались? Даже после моего упоминания о французской извести?
— Вы сказали, что ее применяют краснодеревщики.
— Верно, для того, чтобы ящики лучше открывались. Его
также используют те, кому необходимо, чтобы ящик выдвигался без малейшего шума.
Кому же в нашем случае это могло быть необходимо? Ну конечно, горничной. Однако
все было продумано столь тщательно, что никому и в голову не могло прийти —
кроме Эркюля Пуаро, разумеется.
Итак, слушайте! Лакей находился в соседней комнате. Он ждал.
Камеристка-француженка вышла из номера. Быстро, как молния, горничная метнулась
к ящику, схватила футляр, открыла задвижку и просунула его в дверь. Принявший
его лакей спокойненько открыл футляр дубликатом ключа, о котором позаботился
заранее, вытащил ожерелье и снова стал ждать. Когда камеристка во второй раз
вышла, футляр мгновенно был водворен на место.
Пришла мадам, и о краже стало известно. Разыграв
неподдельное возмущение, горничная напросилась на обыск и покинула комнату с
видом невинного агнца. А фальшивое ожерелье они с напарником еще утром спрятали
в кровать француженки. Первоклассный трюк!
— Но зачем вы ездили в Лондон?
— Вы помните о белой карточке?
— Да, конечно. Признаться, я был очень озадачен, как,
впрочем, и теперь. Я полагал…
Тут я замешкался и взглянул на Опальзена. Пуаро лукаво
улыбнулся.
— Это была ловушка для лакея. На этой карточке имелось
специальное покрытие, предназначенное для снятия отпечатков пальцев. С вокзала
я сразу поехал в Скотленд-Ярд, нашел там нашего старого друга, инспектора
Джеппа, и объяснил ему суть дела. Как я и предполагал, отпечатки принадлежали
двум известным аферистам, которые уже в течение довольно долгого времени
находятся в розыске. Джепп приехал вместе со мной. Они уже арестованы. У лакея
и было найдено колье. Шустрая парочка, ничего не скажешь, но у них не было
метода… А я ведь уже по меньшей мере раз тридцать шесть говорил вам, что без
метода…
— Намного более тридцати шести раз! — прервал я
его. — Но где же они все-таки допустили ошибку?
— Мой дорогой друг! Их план — занять места горничной и
лакея — был неплох, однако при этом им не следовало отлынивать от выполнения
своих служебных обязанностей. Они не посчитали нужным прибраться и вытереть
пыль в пустовавшей комнате. И когда лакей поставил футляр с драгоценностями на
маленький столик возле двери, там остался след.
— Я помню это! — вырвалось у меня.
— Сначала у меня не было уверенности, что это они, но с
того момента как я увидел отпечаток на пыльной поверхности, все мои сомнения
рассеялись!
На короткое время воцарилась тишина.
— Мой любимый жемчуг снова со мной! — победно
произнесла миссис Опальзен.
— Ну и превосходно, — сказал я, — а теперь
неплохо было бы пойти перекусить.
Пуаро пошел вместе со мной.
— Вам это принесет новую славу, — заметил я.
— Pas du tout,
[48]
— спокойно
возразил Пуаро. — Славу поделят между собой Джепп и местный инспектор.
Зато… — он постучал по своему карману, — здесь у меня чек от мистера
Опальзена. Что вы скажете на это, друг мой? Нынешние выходные прошли не так,
как мы планировали. Как вы посмотрите на то, чтобы в конце следующей недели мы
с вами снова вернулись сюда, но на этот раз за мой счет?
Похищение премьер-министра
Теперь, когда война кончилась и все тайное постепенно
становится явным, думаю, можно смело поведать миру, какую роль мой друг Пуаро
сыграл в разрешении национального кризиса. Секрет охранялся столь тщательно,
что даже чуткое ухо прессы не уловило ни шепотка. Теперь же, когда
необходимость в подобной секретности отпала, уверен, будет только справедливо,
если Англия узнает, сколь многим она обязана моему маленькому эксцентричному
другу, чей изумительный мозг столь блестяще предотвратил огромную катастрофу.
Однажды вечером, — не стоит даже уточнять дату:
достаточно сказать, что в то время «мирные переговоры» стали единственным, о
чем говорили враги Англии я сидел в гостях у моего друга. Когда пошатнувшееся
здоровье заставило меня покинуть армию, я занялся вербовкой новобранцев, и у
меня вошло в привычку заглядывать по вечерам к Пуаро и беседовать с ним о
занимательных случаях из его практики, благо таковые у него не переводились.
В тот раз я пытался выудить у Пуаро его мнение по поводу
сенсации дня; а именно о покушении на Дэвида Макадама, премьер-министра Англии.
Вот так! Над газетными сообщениями старательно потрудилась цензура: деталей там
не было вообще, сообщалось только, что премьер-министр чудом спасся и пуля лишь
слегка задела его щеку.
Я считал, что сама возможность подобного злодеяния — позор
для нашей полиции. Прекрасно ведь известно, что немецкие агенты готовы были
многим рискнуть ради такой цели. «Воинствующий Мак», как окрестили его
соратники по партии, методично, яростно и непреклонно душил пацифистские
настроения, которые враги столь усердно сеяли на исстрадавшейся земле Британии.