В эту минуту мисс Гриффитс увидела знакомого на другой
стороне улицы и, издав одобрительный лай, поскакала через дорогу, позволив мне
свободно продолжить путь в банк.
Я всегда считал мисс Гриффитс сокрушительной личностью.
Мои дела в банке завершились успешно, и я отправился в
контору «Гэлбрайт, Гэлбрайт и Симмингтон». Я не знаю, существовали ли
когда-либо какие-то Гэлбрайты. Я их не видел. Меня проводили к ныне
здравствующему владельцу Ричарду Симмингтону. В его кабинете ощущался запах
пыли и ни с чем не сравнимый аромат давным-давно основанной юридической фирмы.
Огромное количество ящиков с документами, украшенных
наклейками: «Леди Хоуп», «Сэр Эверард Карр», «Вильям Ятсби-Хоурз, эскв.»,
«Скончавшиеся» и т. д., создавало впечатление благопристойности клиентуры
и признанного, устоявшегося дела.
Пока мистер Симмингтон рассматривал бумаги, которые я
принес, я рассматривал его, и мне пришло в голову, что если миссис Симмингтон и
бедствовала в первом браке, то второе замужество было игрой наверняка. Ричард
Симмингтон был высшим проявлением спокойной респектабельности, тем типом
человека, который не доставит своей жене никаких тревог. Длинная шея с кадыком,
невыразительное, бледное, как у покойника, лицо и длинный тонкий нос… Милейший
человек, без сомнения, но не из тех, кто заставляет сердца бешено колотиться.
Вскоре мистер Симмингтон заговорил. Он говорил четко и
медленно, выказывая доброжелательность ко мне и хитроумную проницательность в
делах. Мы ударили по рукам, и я поднялся, чтобы идти, заметив попутно:
– С холма я шел вместе с вашей приемной дочерью.
Какое-то мгновение мистер Симмингтон выглядел так, словно
понятия не имел, кто такая его приемная дочь, потом улыбнулся.
– О да, конечно… Меган. Она… э-э… недавно вернулась из
школы. Мы подумываем о том, чтобы пристроить ее к какому-нибудь делу… да, к
делу. Но, конечно, она еще слишком молода. И немножко неразвита для своего
возраста, говорят. Да, мне так говорили.
Я вышел. В соседней комнате находились очень старый человек,
сидящий на табурете и медленно и тщательно пишущий что-то, маленький нахального
вида мальчишка и женщина средних лет с завитыми волосами и в пенсне, которая с
бешеной скоростью печатала на машинке.
Если это и была мисс Гинч, то я бы согласился с Оуэном
Гриффитсом, что нежные отношения между ней и ее работодателем абсолютно
невозможны.
Я зашел в пекарню и выложил монетку за булку с изюмом. Но,
увидев эту булку, я выразил протест и недоверие, совершенно справедливые в
данном случае, и тут же получил взамен другую, «совершенно свежую, только что
из печки!». И, судя по тому, как она обожгла мою грудную клетку, когда я прижал
ее к себе, это было правдой.
Я вышел из лавки и посмотрел направо и налево, надеясь
увидеть Джоанну и автомобиль. Прогулка сильно утомила меня, и было неудобно
идти на костылях, держа булку.
Но Джоанна еще не появилась.
Внезапно мои глаза обнаружили нечто радостное и невероятное.
По тротуару ко мне приближалась, словно плыла, богиня. Тут действительно не
подобрать было другого слова. Прекрасные черты лица, вьющиеся золотые волосы,
стройная, изысканных очертаний фигура… И походка у нее была легкая, как у
богини, и казалось – девушка подплывает все ближе и ближе. Великолепная,
невероятная, сногсшибательная девушка!
Весьма взволновавшись, я попытался шагнуть. Но что
действительно при этом сдвинулось с места, так это булка. Она выскользнула из
моих пальцев. Я попытался пикировать за ней – и уронил костыль, с грохотом
полетевший на тротуар, а я поскользнулся и чуть не упал.
Сильная рука богини поймала и поддержала меня. Заикаясь, я
заговорил:
– Уж-жасно вам благодарен, я ж-жутко виноват…
Она подобрала булку и вручила ее мне вместе с костылем.
Затем она очаровательно улыбнулась и сказала бодро:
– Не стоит благодарности. Ничего особенного, уверяю вас.
И магия полностью растаяла от звуков категоричного,
уверенного голоса. Добрая, хорошо сложенная, приятно выглядящая девушка, только
и всего.
Я ударился в размышления о том, что случилось бы, если бы
боги наделили Елену Троянскую точно такой же категоричной манерой говорить. Как
это странно, что девушка могла растревожить вашу душу до самой глубины, пока
помалкивала, но в тот самый момент, когда она заговорила, чары исчезли, будто
их и не было вовсе.
Я знавал, однако, и счастливые несоответствия: одну маленькую
печальную женщину с обезьяньим личиком, на которую никто не захотел бы
оглянуться, чтобы увидеть ее еще раз. Но вот она открывала рот – и внезапно
возникало и расцветало обаяние, словно Клеопатра поделилась с ней своим
искусством очаровывать мужчин.
Джоанна остановилась у обочины рядом со мной, но я не
заметил ее. Она спросила, не случилось ли чего-нибудь.
– Ничего, – сказал я, беря себя в руки. – Я
размышлял о Елене Прекрасной и прочих.
– Миленькое местечко ты для этого выбрал, –
сказала Джоанна. – Ты выглядишь очень странно, стоя здесь с широко
открытым ртом и вцепившись в булку с изюмом.
– Я потрясен, – объяснил я. – Я перенесся в
«Илиаду» и вернулся обратно.
И добавил, указывая на удаляющуюся, словно плывущую спину:
– Ты не знаешь, кто это?
Всмотревшись в девушку, Джоанна сказала, что это Элси
Холланд, гувернантка Симмингтонов.
– Так вот что заставило тебя окаменеть! –
сообразила Джоанна. – Она неплохо выглядит, но немножко похожа на рыбу.
– Понятно, – сказал я. – Очень милая и добрая
девушка. Я было принял ее за Афродиту.
Джоанна открыла дверцу автомобиля, и я уселся.
– Она прелестна, не так ли? – сказала
Джоанна. – Есть люди с блестящей внешностью, но с полным отсутствием
сексапильности. Она как раз такая. Какая жалость!
Я сказал, что если она гувернантка, то это как раз может
быть к лучшему.
В тот день нас пригласил к чаю мистер Пай.
Мистер Пай был крайне женственным, пухлым маленьким
человечком, полностью посвятившим себя своим крохотным стульям, дрезденским
пастушкам и коллекции стильной мебели разных эпох. Он жил на вилле «Прайорз
Лодж». На прилегающих к ней землях сохранились руины старого монастыря,
разрушенного во времена Реформации.
Вилла с трудом могла сойти за человеческое жилье. Шторы и
диванные подушки здесь были из очень дорогого шелка пастельных тонов.
Маленькие пухлые ручки мистера Пая дрожали от возбуждения,
когда он описывал и демонстрировал свои сокровища, а голос мистера Пая срывался
на тонкий писк, когда он повествовал о волнующих обстоятельствах, при которых
приобрел итальянскую кровать в Вероне.