– И давно это продолжается? – спросил я.
– Не знаю точно. Безусловно, это трудно определить,
потому что люди, получившие подобные письма, не рекламируют этот факт. Они
бросают письма в огонь.
Он помолчал.
– Я тоже получил одно. И Симмингтон, адвокат. И один
или двое из моих небогатых пациентов говорили мне об этом.
– И все письма похожи одно на другое?
– О да. Во всех повторяется одна и та же тема секса,
это их обычная черта. – Он усмехнулся. – Симмингтона обвинили в
преступных отношениях с его служащей, бедной мисс Гинч. А ей по меньшей мере
сорок, она носит пенсне, и зубы у нее, как у кролика. Меня обвинили в нарушении
профессиональной этики в отношениях с пациентками и усердно налегали на
подробности. Эти письма весьма инфантильны и абсурдны, но жутко
язвительны. – Лицо доктора стало серьезным. – И тем не менее я напуган.
Такие вещи могут быть ужасны, знаете ли.
– Полагаю, что действительно могут.
– Понимаете, – сказал он, – хотя письма грубы
и полны детской злобы, рано или поздно одно из них может попасть в цель. А
тогда – бог знает, что может случиться! И еще я боюсь влияния анонимок на
неповоротливые, подозрительные, невоспитанные умы. Ведь когда они видят нечто написанным,
они верят, что это правда. Тут возможны любые осложнения.
– Это было малограмотное письмо, надо сказать, –
заметил я задумчиво. – Сочиненное кем-то практически необразованным.
– Так ли это? – сказал Оуэн и ушел.
Раздумывая позже обо всем этом, я нашел докторское «так ли
это?» несколько тревожащим.
Я не намерен утверждать, что наша анонимка не оставила
гадкого привкуса во рту. Это было. Но в то же время – она скоро забылась.
Видите ли, в тот момент я не отнесся к письму всерьез. Думаю, я внушил себе,
что подобное случается нередко в глухих провинциальных городках. Причиной тому
– истеричные женщины, склонные все драматизировать. Во всяком случае, если все
анонимки такие же детские и глупые, как та, что получили мы, вряд ли они
принесут много вреда.
Следующий инцидент, если это можно так назвать, произошел
неделей позже, когда Патридж, поджав губы, сообщила, что Беатриса, наша
приходящая служанка, сегодня не явится.
– Я полагаю, сэр, – сказала Патридж, – у
девушки сильное расстройство.
Я не слишком понял, что имеет в виду Патридж, но отметил
(ошибочно), что Патридж как бы смакует намек на нечто слишком щекотливое, чтобы
сказать об этом прямо. Я ответил, что не вижу в этом ничего страшного и
надеюсь, что Беатрисе скоро станет лучше.
– Девушка здорова, – пояснила Патридж. – Но
ее чувства в расстройстве.
– О! – произнес я в недоумении.
– Это, – продолжила Патридж, – из-за письма,
которое она получила. Насколько я поняла, весьма лживое письмо.
Жесткое выражение глаз Патридж натолкнуло меня на мысль, что
ложь в письме относилась ко мне. Поскольку я с трудом узнал бы Беатрису,
встреть я ее в городе, и вообще мало догадывался о ее существовании, я
почувствовал чудовищную досаду. Инвалид, передвигающийся на двух костылях,
очень уж мало годился на роль соблазнителя деревенских девиц.
Я сказал раздраженно:
– Что за чушь!
– То же самое сказала я матери девушки, – доложила
Патридж. – Ничего подобного не могло быть в этом доме, сказала я ей, и
ничего подобного не будет, пока этот дом под моим присмотром. Что касается
Беатрисы, сказала я, то девушки в наши дни очень разные и я ничего не могу
сказать о ее поведении где-нибудь в другом месте. Но верно и то, сэр, что
приятель Беатрисы, из гаража, тот, с которым она гуляет, тоже получил одно из
этих скверных писем. И нельзя сказать, чтобы он отнесся ко всему этому
благоразумно.
– В жизни не слышал ничего более нелепого, –
сердито сказал я.
– И я того же мнения, сэр, – сообщила
Патридж. – И нам лучше бы избавиться от этой девушки. Я ведь что говорю:
она бы не получила письма, если бы не было чего-то такого, что она хотела бы
скрыть. «Нет дыма без огня» – вот что я сказала.
Я и не догадывался, как сильно надоест мне вскоре эта
простенькая фраза.
Тем утром в поисках приключений я решил спуститься в
городок. Светило солнце, воздух, прохладный и живительный, был полон весенней
прелести. Я собрал свои костыли и отправился, твердо отказавшись от предложения
Джоанны сопровождать меня.
Мы договорились, что сестра приедет за мной на автомобиле и
привезет обратно на холм к обеду.
– У тебя масса времени уйдет лишь на то, чтобы
поздороваться с каждым в Лимстоке.
– Не сомневаюсь, – сказал я, – что меня там
ни один не пропустит.
Мне бы не следовало, конечно, – после того, что со мной
произошло, – спускаться в городок без сопровождающего. Я прошел около
двухсот ярдов, когда услышал позади велосипедный звонок, потом скрип тормоза, а
потом Меган Хантер с треском уложила свою машину к моим ногам.
– Привет, – выдохнула она, поднимаясь на ноги и
отряхиваясь.
Мне, в общем, нравилась Меган, но я постоянно испытывал
перед ней странное чувство вины.
Меган была падчерицей адвоката Симмингтона. Дочь миссис
Симмингтон от первого брака. О мистере (или капитане) Хантере старались
упоминать пореже, и я сделал вывод, что ему следует быть забытым. О нем ходили
слухи, что он очень плохо обращался с миссис Симмингтон. Она развелась с ним
через год или два после свадьбы. Миссис Симмингтон была женщиной со средствами,
и – вместе со своей маленькой дочкой – поселилась в Лимстоке, «чтобы все
забыть», и здесь нашла подходящую партию, единственного на все местечко
холостяка Ричарда Симмингтона.
От второго брака родились два мальчика, которым родители
посвятили себя полностью. И я представлял себе, что Меган, пожалуй, иной раз
ощущает себя лишней в доме. Она вовсе не похожа была на мать, маленькую
анемичную женщину, совсем поблекшую, которая нежным меланхоличным голосом
рассуждала о сложностях обращения с прислугой и о собственном здоровье.
Меган была высокой неуклюжей девушкой, и хотя ей было почти
двадцать лет, она куда больше походила на шестнадцатилетнюю школьницу. Меган
обладала копной растрепанных каштановых волос, орехово-зелеными глазами, тонким
сухим лицом и неожиданно чарующей, чуть кривоватой улыбкой. Одежда ее имела вид
скучный и непривлекательный, и не было случая, чтобы на фильдекосовых чулках
Меган не оказалось дырок.
Я решил, что этим утром она гораздо больше похожа на лошадь,
чем на человеческое существо. Но надо признать, что она была бы симпатичной
лошадкой, только очень уж неухоженной.