Слова Карлотты привели меня в полное отчаяние. Напрасно я
умолял ее успокоиться и выслушать меня, не упорствовать в своих убеждениях и
пойти на разумный компромисс, ибо победить Лэшера не в ее силах. Напрасно напоминал
ей об интересах нашей огромной семьи. Все тайны, которые были ей открыты, она в
своей католической надменности попирала ногами, уповая лишь на молитвы и мессу.
Когда я поделился своими тревогами с Мэри-Бет, она
посоветовала мне не придавать особого значения угрозам Карлотты.
— Моя дочь всего лишь угрюмый и одинокий
ребенок, — сказала она. — И, увы, я не в состоянии любить ее. Как я
ни старалась, ничего не вышло. Вся моя любовь досталась Стелле. И Карлотта это
знает. Знает, что изумруд перейдет не к ней. Она знала это всегда. И поэтому
душа ее полна ревности и ненависти.
— Но тебе не кажется, что эта девочка, несмотря на свой
юный возраст, чрезвычайно хитра? В отличие от Стеллы. Я тоже люблю Стеллу всей
душой. Но должен признать, Карлотта намного умнее.
— Если это и так, исправить тут ничего нельзя, —
пожала плечами Мэри-Бет. — Душа Карлотты закрыта для меня. И для Лэшера
тоже. Он вообще не стал бы терпеть ее присутствие в доме, если бы того не
требовали интересы семьи. Только ради блага всего семейства он позволит ей и
дальше оставаться в особняке, да и то при условии, что она будет вести себя
тихо и держаться в тени.
— Ты так полагаешь? Но мне трудно представить, каким
образом Карлотта может быть полезной семейству. Может, те ученые из Амстердама
тоже служат нашим интересам? Здесь слишком много противоречий, которые я должен
распутать. Уверен, обладай дух силой, достаточной для того, чтобы уничтожить
этот орден, он не стал бы мириться с происками его агентов.
— Напрасно ты загружаешь свою старую голову тревожными
думами, милый мой Джулиен, — снисходительно улыбнулась Мэри-Бет. —
Лучше бы ты побольше спал. К чему нам опасаться каких-то ученых из Амстердама?
К чему страшиться соседских сплетен? Пусть все вокруг твердят, что наша семья —
это гнездо ведьм. Мы в самом деле ведьмы, и в этом наша сила. Ты пытаешься
объяснить все происходящее с позиций здравого смысла. Увы, это невозможно.
— Ты ошибаешься, — покачал я головой. —
Боюсь, все твои расчеты неверны.
Всякий раз, когда мне случалось заглянуть в невинные глаза
Стеллы, я сознавал, что никогда не решусь взвалить на ее хрупкие плечи тот груз
тайных знаний, который вынужден был нести сам. А наблюдая, как она играет с
магическим изумрудом, я невольно содрогался.
Я показал Стелле книги с моими записками, сложенные под
кроватью, и сообщил, что когда-нибудь ей придется все это прочитать. Рассказал
я и о Таламаске, загадочном ордене ученых из Амстердама, и предупредил, что
этим людям известно о существовании духа и они могут представлять для нас
серьезную опасность. С ними лучше не шутить, заметил я. Еще я научил Стеллу,
каким способом можно отвлечь внимание духа и сбить его с толку. Описал его
тщеславный и самолюбивый нрав. Короче говоря, я открыл ей то, что считал
возможным. Но далеко не все.
В этом и состоял весь ужас сложившегося положения. Помимо
меня историю духа знала лишь Мэри-Бет. А в последнее время Мэри-Бет заметно
изменилась. Она стала настоящей женщиной двадцатого столетия. Разумеется,
онаучила Стеллу тому, чему считала нужным. Она даже разрешала ей играть с
куклами, изображавшими ведьм нашего семейства, и подарила ей те, что были
сделаны из кожи и костей моей матери и из останков Кэтрин.
Как-то раз, зайдя в комнату Стеллы, я увидел, что девочка
сидит на кровати, скрестив розовые ножки, а на коленях у нее лежат обе эти
куклы. Малышка увлеченно изображала разговор между ними.
— Это что еще за идиотские забавы! — возопил я, но
подоспевшая Мэри-Бет схватила меня за руку и увела прочь.
— Пойдем, Джулиен. Не надо ей мешать. Это вполне
подходящая игра для ведьмы. Пусть приобщится к древней традиции.
— Все это ерунда. Твои куклы не более чем кусочки
кости.
Однако Мэри-Бет не желала прислушиваться к моим словам. Сила
и власть теперь принадлежали ей. И она не считала нужным следовать советам
старика, доживавшего свои последние дни на этом свете.
Ночью, лежа в постели, я напрасно пытался прогнать прочь
образ маленькой девочки с этими бесполезными куклами в руках. Мысли о том, как
отделить реальное от нереального и предостеречь Стеллу от возможных ошибок, не
давали мне покоя. Легкомыслие Стеллы тревожило меня не меньше, чем несгибаемая
суровость Карлотты. Как бы то ни было, Карлотта предупредила сестру о грядущей
опасности. И я сделал то же самое. Однако Стелла не вняла ни одному из
предостережений.
В конце концов, совершенно измученный, я провалился в
глубокий, тяжелый сон и вновь увидел Доннелейт и собор.
Утром меня ожидало весьма неприятное открытие. Однако сделал
я его не сразу.
Стряхнув с себя остатки сна, я выпил чашку шоколада и потом
немного почитал в постели. Если мне не изменяет память, в то утро в руках у
меня оказался Шекспир. Да, именно Шекспир, ибо один из моих сыновей незадолго
до этого упрекнул меня в том, что я за всю жизнь не удосужился прочесть «Бурю»,
одну из самых замечательных пьес великого драматурга. С наслаждением прочитав
несколько страниц, я нашел, что это произведение столь же глубоко, как и
трагедии великого автора, хотя обладает иным ритмом и правилами построения
действия. Затем настало время браться за перо.
Опустившись на колени, я потянулся за своими книгами,
которые, как вы помните, хранил под кроватью. И только тогда обнаружил, что они
исчезли. Под кроватью не осталось ни одной.
В то же мгновение я с ужасом понял, что записи мои утрачены
навсегда. Никто из домочадцев не осмелился бы на подобный поступок. За одним
лишь исключением. Только Мэри-Бет могла ночью пробраться в мою комнату и
похитить книги. А если мои записи взяла Мэри-Бет, значит, их больше не
существует.
Не чуя под собой ног, я бросился вниз по лестнице. Добежав
до стеклянных дверей, входивших в сад, я так запыхался, что у меня закололо в
боку и закружилась голова. Пришлось опуститься на ближайший стул и позвать на
помощь слуг.
Лэшер опередил их. Я ощутил его мягкие, нежные объятия.
— Не волнуйся, Джулиен, — раздался его тихий
голос. — Я всегда был добр к тебе и останусь таким впредь.
Сквозь стеклянные двери я видел костер, полыхавший в дальнем
конце двора, и Мэри-Бет, которая швыряла в огонь одну драгоценную книгу за
другой.
— Останови ее, — прошептал я одними губами.
Казалось, воздух более не проникает в мои легкие. Лэшер оставался невидимым,
однако я чувствовал, как он окружает меня со всех сторон, поддерживает, не
давая упасть со стула.