Меррик - читать онлайн книгу. Автор: Энн Райс cтр.№ 26

– Я хочу сказать, что если сравнить ритуалы во всем мире, во всех религиях, во всех видах магии во все времена, то везде обнаружится кровь. Почему? Разумеется, я понимаю, что человеческие существа не могут жить без крови. Я знаю, что «кровь – это жизнь», как говорил Дракула. Я знаю, что человечество говорит о криках и шепотах, доносящихся с пропитанных кровью алтарей, о кровопролитиях и кровном родстве, о голубой крови и о том, что за кровь следует платить кровью. Но почему? Что за нить связывает все эти предрассудки и изречения мудрости? А главное, почему Бог требует крови?

Я был огорошен и, разумеется, не мог отважиться на поспешный ответ. К тому же у меня его не было. Луи затронул слишком серьезный вопрос. Кровь была существенным компонентом в кандомбле. Равно как и неотъемлемой частью и любого настоящего колдовства.

– Я не имею в виду твоего Бога, – смягчившись, сказал Луи, – но Бог Святого причастия требовал крови, а распятие дошло до нас как одно из самых известных кровавых жертвоприношений во все времена. Но как же насчет всех остальных богов: богов Древнего Рима, для которых кровь должна была проливаться не только на аренах, но и на алтарях, или богов ацтеков, требовавших кровавых убийств в обмен на свое согласие управлять вселенной во время вторжения испанцев.

– Вполне возможно, мы задаем не тот вопрос, – наконец произнес я. – Вполне возможно, кровь не имеет значения для богов. Вполне возможно, кровь важна только для нас. Это мы сделали из нее проводника в Царство Божие. Может быть, только с ее помощью мы можем выйти за мирские пределы.

– М-м, это не просто анахронизм, – сказал он. – Это самая настоящая тайна. Почему, скажи, у коренных жителей древней Южной Америки одно слово в языке обозначало и цветы, и кровь?

Он снова встал со стула, беспокойно огляделся, а потом прошел к окну и уставился в него через тюль.

– Мне снятся сны, – прошептал он. – Во сне она приходит ко мне и говорит, что пребывает в покое. Во сне она дает мне силы делать то, что я должен.

Его слова огорчили и взволновали меня.

– Если бы предвечный не уставил запрет моему самоубийству...[У. Шекспир. «Гамлет» (акт I, сцена 2): «...если бы предвечный не уставил запрет самоубийству». (Перевод М. Лозинского.)] – задумчиво произнес Луи, перефразируя Шекспира. – Потому что все, что мне нужно для этого, – это не искать крова на восходе солнца. Мне снится, что она предупреждает меня об адском огне и уверяет в необходимости раскаяться. Но, с другой стороны, это всего лишь игра моего воображения. Если она появится, то, возможно, будет на ощупь пробираться в темноте. Она могла потеряться среди блуждающих мертвых душ, которые видел Лестат, когда покидал пределы этого мира.

– Возможно все, что угодно, – сказал я.

Последовала длинная пауза, во время которой я тихо подошел к Луи и положил ему на плечо руку. Мне хотелось таким образом дать понять другу, что я уважаю его боль. Он не отреагировал на этот крошечный жест близости. Тогда я снова вернулся к дивану и стал ждать. Мне не хотелось покидать его в таком состоянии.

Наконец он обернулся.

– Подожди здесь, – негромко попросил он, после чего вышел из комнаты и направился по коридору.

Я услышал звук открывающейся двери. Вскоре Луи вернулся, держа в руке небольшую старинную фотографию.

Я чрезвычайно разволновался. Неужели это было то, о чем я подумал? Я узнал маленькую черную рамку, в которую был вставлен портрет. Она была похожа на рамки дагерротипов, принадлежавших Меррик, – очень затейливая, в хорошем состоянии.

Луи раскрыл двойные створки книжечки, взглянул на изображение и только тогда заговорил:

– Ты рассказывал о семейных портретах нашей дорогой колдуньи, – произнес он. – Ты спрашивал, не являются ли они проводниками умерших душ?

– Верно. Могу поклясться, что люди, запечатленные на тех небольших фотографиях, разглядывали нас с Эроном.

– И ты еще говорил, как важно было для вас в то далекое время впервые увидеть дагерротипы... Или как они там называются?..

Я слушал его, и меня охватывало изумление. Луи был там! Жил в ту эпоху и все это видел! Пройдя сквозь десятилетия, он переместился из мира живописных портретов в мир фотографий, в наше время.

– Вспомни о зеркалах, – сказал он, – к которым все привыкли. Подумай об отражении, застывшем на века. Вот так все и было. Только цвет исчез, совершенно исчез – остался лишь ужас. Но, как видишь, никто не считал это особым чудом, а вскоре оно вообще стало обыденностью. Нам фотография не пришлась по вкусу. Но она слишком быстро приобрела популярность. И разумеется, когда это все только начиналось, когда появились первые фотостудии, они были не для нас.

– Кого ты имеешь в виду?

– Дэвид, фотографии делались днем – ты разве не понял? Первые фотографии были доступны только смертным.

– Конечно! А я как-то об этом не подумал.

– Она возненавидела фотографию. – Луи вновь обратил взгляд на портрет. – И однажды ночью, втайне от меня, сломала замок какой-то из новых студий – они тогда попадались на каждом шагу – и украла все снимки, которые смогла найти. Она в ярости расколотила их, разбила вдребезги! И считала отвратительным, что мы не можем заказать свои портреты. «Да, мы видим себя в зеркалах, хотя старая легенда утверждает, что это не так! – кричала она. – Но как же тогда вот это зеркало? Разве это не угроза здравомыслию?» Я убедил ее, что она не права. Помню, Лестат тогда посмеялся над ней, назвал жадной и глупой и посоветовал радоваться тому, что у нее есть. Но она потеряла всякое терпение и даже не удосужилась ему ответить. Именно тогда он заказал ее миниатюрный портрет для своего медальона – того самого, который ты отыскал для него в подземных хранилищах Таламаски.

– Понятно, – отозвался я. – Лестат никогда не рассказывал мне эту историю.

– Лестат многое забывает. – В голосе Луи не было упрека или порицания. – После этого он не раз заказывал ее портреты у живописцев. Здесь когда-то висел один из них – большой, очень красивый. Мы его даже взяли с собой в Европу – наш багаж состоял из многих сундуков... Впрочем... Лучше не вспоминать то время. Не хочу вспоминать, как она попыталась навредить Лестату.

Я промолчал, и Луи продолжил: