Носорог для Папы Римского - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 79

А сейчас, в темноте, в неосязаемой ее субстанции, заключенный в ней, он снова тянется к своей сабле. Нынешний вечер все изменил. Кардона, Медичи, «сержант Руфо»… А теперь? «Теперь — четвертого игрока». «Поднять его…» Сабля взмывает над белой шеей, над восковой плотью. Вытащите его из-под этих дрессированных горилл Колонны, поставьте его на ноги, этого Сальвестро. Он-то думал, что тот пропал, сбежал. Ан нет — вот он, тут как тут. «В мирное время люди вроде нас всегда делаются глупцами…» Нет, не всегда. А ну, поднимите-ка его да посмотрите ему прямо в глаз, в тот, что не заплыл от побоев настолько, что вообще не открывается. Обратите внимание: перед вами еще более жалкая пешка, чем Диего. Глядите, как убегает он по улицам Прато, увлекая за собой этого своего ручного великана. За ними гнались всадники; Диего и сам был в их числе — какая глупость! Позволить ему укрыться в болоте и убежать. Остальное Диего понятно: эта золотая пешка — ответ на вопрос «как?», если не на вопрос «зачем?». На самом ли деле нож был в руках Сальвестро? Кто в действительности устроил ту резню? Не имеет значения. Его окутывает безбрежное спокойствие.

Бродяга все еще стоит перед ним в опасливом ожидании. «Я возлагаю на тебя огромные надежды, — говорит он бедолаге. — Парень ты вроде бы находчивый, из тех, кто везде выживает. Найдешь меня снова, как только мне понадобишься». Диего — воин великодушный, сабля покоится у него в руках. «Сейчас можешь идти восвояси… Ты вернешься ко мне, — кричит он вослед человечку, который успел уже отбежать на порядочное расстояние, — от меня не укрыться…» Шаги на лестнице — его превосходительство соизволил вернуться. Как долго ему теперь оставаться мастифом его милости? Секретарь честолюбив, он поможет. Вот, теперь почти спит. Почти отдыхает… Вернись! Что, это он кричит? Возможно, потому что шаги застывают теперь уже над ним, в апартаментах Вича. Тишина: звук, порождаемый вслушиванием. Что-то вроде смешка — его собственного. Ты только посмотри на возвращенного бедолагу! Несся, бежал, улепетывал — ты только посмотри на него… костлявый, взъерошенный, немытый, некормленый. Смотри, как он бежит, с заплывшим глазом, в засаленном тряпье! Смотри, как удивляется, когда его поднимают на ноги и он впервые замечает Диего!

«Добро пожаловать в Ри-им, Сальвестро…»

Мой спаситель, думает Диего, смеясь про себя. Мой избавитель, головорез. Он добьется, чтобы правду выкрикивали на всех улицах, он оправдается, он обратится к королю. Он восстанет из праха.

Опять темнота, хотя и другого рода — более плотная, — непроницаемая для зрения чернота угольной шахты или корабля, погруженного в воду на пятьдесят морских саженей; задняя комната трактира — что-то вроде чернильной ямы, и сейчас ее тревожит только слабый шепот.

— Не он.

— Он.

— Не он.

Когда ближе к вечеру отец Йорг, Сальвестро, Бернардо, Ханс-Юрген и остальные монахи расспрашивали о том, как добраться до «Посоха паломника», им сказали, что от площади надо повернуть налево в «мерзкую крысиную нору сбоку от Альберго дель Соль», потом — снова налево, в «открытую сточную трубу, именуемую виа дель Элефанте», и «пройти через три самых гнусных переулка, ведущих на восток, пока не почувствуете, что вам вот-вот крышка», и наконец оказаться перед тем, что «выглядит как Содом после исхода Лота — вы опознаете это место по его мрачному виду». Вскоре выяснилось, что это описание было чересчур лестным.

За исключением нескольких труднодоступных чердачных комнат, окон в трактире нет. Днем главный вход оставляют открытым — это помогает, однако громадный дом, стоящий напротив, на целый этаж выше, сам дверной проем защищен портиком, а фасад здания обращу на север. Морось, ливни и сырость находят гостеприимное пристанище в растрескавшейся черепице и разошедшихся швах: раскрошившийся материал убогого приземистого здания на виа деи Синибальди проницаем для почти всех атмосферных явлений… Но освещение? Коридоры и продуваемые сквозняками лестницы почернели от свечной копоти, потолки сделались липкими из-за смолистого дыма масляных ламп, носимых постояльцами, которые переходят из комнаты в комнату, волоча за собой огромные тени — изломанные привидения, преследующие своих хозяев, неслышно, словно убийцы, скользя по стенам, испещренным прожилками сажи. Борго — самый сырой район в городе, виа деи Синибальди — самая сырая улица в этом районе, «Посох паломника» — самое отвратительное здание на этой улице, а самая задняя комната — темнее всех остальных помещений. Известные поэты проводили здесь ночи в поисках подлинной «стигийской тьмы». Солнечный свет ковыляет сюда только для того, чтобы умереть.

«Окна замуровали, — объяснил хозяин, показывая на кирпичные заплаты. — А то некоторые ублюдки норовили уползти, не заплатив. Меня зовут Лаппи. Сзади у меня тут большая комната, все разместитесь без труда. А еще там хороший замок. Соломой запаслись? — Спальня обойдется им в двадцать три джулио в неделю, плата вперед. — Там, сзади, немного мрачновато, но вы ведь немцы. Для вас это дело привычное». Лаппи был приземистым, длинноруким, с жесткими волосами. Лицо его напоминало воловью кожу, с силой втиснутую в мешок. Оно мимолетно разгладилось, когда отец Йорг откинул крышку сундука, протянул ему тяжелый серебряный кубок и спросил, на сколько недель это потянет. «Где вы раздобыли такое богатство?!» — пролопотал он при виде серебряной и золотой утвари.

«Значит, вот что там было!» — воскликнул Бернардо, который тащил сундук на протяжении большей части их странствий.

Задрав высоко над головой единственную свечу, Лаппи проводил их во чрево здания. Перед ними зияло нечто вроде пещеры. Фолькера, Хеннинга и еще кого-то отец Йорг отправил за самыми дешевыми соломенными тюфяками, а потом велел снова позвать Лаппи.

«Мне хотелось бы знать, где мы можем воздать благодарение», — сказал он трактирщику.

Первоначальное изумление Лаппи уже уступило место подозрительности. «Но вы ведь уже сделали это, разве нет? — быстро ответил он, поедая глазами самых новых постояльцев. Потом вспомнил о сундуке. — А впрочем, это разумно. Благодарение — чудесное дело, совершенно чудесное. Сам уже долгие годы делаю пожертвования, направо и налево. Не могу утверждать, что у меня для этого имеется какое-то особое место, хотя… — Он выдавил из себя еще несколько корявых импровизаций. — Почему бы вам не воздать благодарение прямо здесь? Сейчас, правда, немного темно, но у меня в запасе есть несколько свечей. Могу выделить вам парочку, по дешевке. Или у вас есть свечи?»

«Мы хотим отслужить мессу», — сказал отец Йорг, и при этих словах в лице Лаппи засветилось наконец понимание — и, по мнению Сальвестро, что-то еще. Он разглядывал Лаппи, как разглядывал всех трактирщиков на протяжении всего их путешествия — от Штеттина и, вниз по долинам Одера и Нейсе, до Гёрлица, Дрездена, через Хемниц и Цвиккау к Плауэну, затем к Нюрнбергу и Регенсбургу, где Альпы сначала возвышались над ними, затем оказались под ними, а еще позже — позади них, и последовали Пьяченца, Карраро, Витербо… И вот наконец они в Риме. И повсюду — трактирщики.