Напрасно ум
Ответа жадно просит
У творца и у природы всей,
Никто открыть не в силах
Все таинства непонятых путей…
Каролас Фонта, знаменитый баритов, только начал партию –
обращение доктора Фауста к силам ада, когда Ришар, который сидел в кресле
призрака – первое справа в первом ряду, – наклонился к своему коллеге и весело
сказал:
– Как вы? Голос уже сказал вам что-нибудь на ухо?
– Подождите, давайте не будем торопить события, – ответил
Мушармен таким же шутливым тоном. – Представление только началось, а призрак,
как говорят, обычно не приходит до середины первого акта.
Первый акт прошел без инцидентов, что не удивило друзей Карлотты,
поскольку Маргарита в первом акте не поет.
Когда занавес упал, оба директора посмотрели друг на друга и
улыбнулись.
– Первый акт закончился, – сказал Мушармен.
– Да, призрак опаздывает, – кивнул Ришар.
– Довольно представительная публика, – заметил Мушармен, все
еще продолжая шутить, – для «проклятого театра».
Ришар соизволил вновь улыбнуться и указал своему коллеге на
полную безвкусно одетую женщину в черном, сидевшую в партере, в центре зала. По
обе стороны от нее расположились двое мужчин вульгарного вида, одетых в сюртуки
из черного сукна.
– Кто это? – спросил Мушармен.
– Моя консьержка, ее брат и супруг. – Это вы дали им билеты?
– Да. Моя консьержка никогда не была в Опере. Это ее первое
посещение. И поскольку она будет приходить сюда каждый вечер, начиная с
сегодняшнего, я хотел, чтобы у нее было хорошее место, по крайней мере,
сегодня, прежде чем она начнет показывать другим людям ну, места.
Мушармен попросил объяснений, и Ришар сказал ему, что решил
на время взять свою консьержку, которой полностью доверяет, на место мадам
Жири.
– Кстати, о мадам Жири, – заметил Мушармен. – Она
намеревается подать на вас жалобу.
– Кому? Призраку?
Призрак! Мушармен почти забыл о нем, и пока загадочное
существо не сделало ничего, чтобы напомнить им о своем существовании.
Вдруг дверь ложи отворилась, и вошел режиссер, который
выглядел очень возбужденным.
– Что случилось? – опросили оба директора одновременно,
удивленные его приходом в такое время.
– Что случилось?! – воскликнул тот. – Друзья Кристины Доэ
замышляют что-то против Карлотты! Карлотта взбешена!
– О чем вы? – Ришар нахмурил брови. Но затем, видя, что
занавес уже поднимается, показал жестом режиссеру, чтобы тот оставил их.
Когда режиссер ушел, Мушармен наклонился к уху Ришара и
спросил:
– У Доэ есть друзья?
– Да.
– Кто же они?
Ришар кивнул в сторону ложи бенуара, в которой было только
двое.
– Граф де Шальи?
– Да. Он говорил о ней так тепло. И если бы я не знал, что
он друг Ла Сорелли» – Хорошо, хорошо… – проворчал Мушармен. – А кто этот
бледный молодой человек рядом с, ним?
– Его брат, виконт.
– Ему следовало быть в постели. Он выглядит больным.
Сцена наполнилась веселым пением. Опьянение в музыке. Триумф
кубков.
Красное ли белое,
Право, не беда.
Нам без радости нельзя.
Наливай, брат, вина…
Беспечные студенты, бюргеры, солдаты, молодые женщины и
матроны кружились перед таверной с богом Бахусом на вывеске. Появился Зибель.
Кристина Доэ была очень привлекательна в мужском платье. Ее
свежая юность и меланхоличное обаяние делали ее поистине очаровательной.
Поклонники Карлотты предполагали, что молодую певицу будут приветствовать
овацией, которая раскроет им намерения ее друзей. Овация была бы грубой
ошибкой, но ее не последовало. Зато Карлотту в роли Маргариты восторженно
приветствовали, едва она пересекла сцену и пропела одну единственную фразу во
втором акте:
Не блещу я красою
И, право же, не стою
Я рыцарской руки.
Возгласы одобрения были столь неожиданными и неуместными,
что те, кто был не в курсе происходящего, недоуменно смотрели друг на друга,
пожимая плечами.
Этот акт также закончился благополучно. Поклонники Карлотты
предполагали, что беспорядки наверняка начнутся во время следующего акта.
Некоторые, вероятно, более осведомленные, говорили, что все начнется с
«золотого кубка короля Туле», и поспешили предупредить Карлотту.
Ришар и Мушармен в антракте покинули ложу, чтобы узнать
подробности заговора, о котором упомянул режиссер, но вскоре вернулись, сочтя
происходящее не чем иным, как глупостью.
Первое, что они заметили, войдя в ложу, была коробка конфет
на перилах. Кто положил ее туда? Они спросили билетеров, но те не могли дать
ответа. Повернувшись опять к перилам, они увидели на этот раз рядом с коробкой
пару оперных биноклей. Они взглянули друг на друга, теперь им уже не хотелось смеяться.
Они хорошо помнили все, что сказала им мадам Жири. Вдруг они ощутили в ложе
какой-то странный ветерок. Они сидели молча, чувствуя себя крайне неловко.
На сцене благоухал сад Маргариты.
И заверьте ее: моя любовь сильна и чиста,
Расскажите ей о надеждах и страхах…
Когда Кристина пропела это, держа в руках букет роз и
сирени, она посмотрела вверх и увидела виконта Рауля де Шаньи. С этого момента
всем показалось, что голос ее стал менее твердым, менее чистым, менее
прозрачным, чем обычно, как будто что-то притупляло и глушило его. Создавалось
впечатление, что певица сильно волнуется или чего-то боится.
– Странная девушка, – заметил один из друзей Карлотты в
партере почти во весь голос, – недавно была просто божественна, а сейчас блеет,
как коза. Никакого мастерства, никакой школы!
Расскажите вы ей, цветы мои…
Рауль обхватил голову руками: он плакал. Позади него граф
Филипп жевал кончики усов и хмурил брови. Если уж граф, обычно такой внешне
невозмутимый и холодный, так проявлял свои чувства, он, вероятно, был взбешен.
И он на самом деле был взбешен. Он видел, что Рауль вернулся из своей
загадочной поездки полным тревоги и совершенно больным. Последовавшие
объяснения не успокоили Филиппа. Желая узнать больше о том, что произошло, он
попросил Кристину Доэ о встрече. Но она имела дерзость ответить, что не может
принять ни его, ни его брата. А не интрига ли это, подумал граф. Он считал, что
для такой женщины, как Кристина, непростительно заставлять Рауля страдать, но
еще более непростительно страдать из-за нее Раулю. Как был он не прав, проявив
кратковременный интерес к этой девушке, чей однодневный успех оказался теперь
непостижимым для всех!