– Где она? – спросил он быстро.
– Со своим направляющим духом, – ответила старая женщина
спокойно.
– Каким направляющим духом? – вскричал бедный Рауль.
– Ну конечно с Ангелом музыки.
Охваченный тревогой, Рауль опустился в кресло. Кристина была
с Ангелом музыки, а мадам Валериус лежала здесь, в постели, улыбаясь ему и
приложив пальцы к губам в знак того, чтобы он молчал.
– Но вы не должны никому говорить, – прошептала она.
– – Можете положиться на меня, – ответил он, едва понимая,
что говорит. Его мысли о Кристине, уже весьма неопределенные, становились все
более и б"лее беспорядочными, и ему казалось, что все начинает кружиться
вокруг него, вокруг комнаты и вокруг этой необыкновенной седой дамы с ясными
небесно-голубыми глазами, с пустыми небесно-голубыми глазами – Да, я знаю, что
могу положиться на вас, – сказала она со счастливым смехом. – Но подойдите ко
мне поближе, как вы делали это, когда были маленьким мальчиком. Дайте мне ваши
руки, как тогда, когда приходили рассказать мне историю маленькой Лотты,
услышанную от отца Кристины. Вы мне очень нравитесь, мсье Раулю И Кристине вы
нравитесь тоже.
– Я нравлюсь ей». – сказал он со вздохом.
Ему было трудно собраться с мыслями и сосредоточиться на
«направляющем духе» мадам Валериус, Ангеле музыки, о котором так странно
говорила с ним Кристина, голове мертвеца, увиденной им мельком, в каком-то
кошмаре, на ступенях алтаря в Перросе, призраке Оперы, о котором он услышал
однажды вечером, когда задержался на сцене недалеко от группы рабочих,
вспоминавших его описание, данное Жозефом Бюке незадолго до своей таинственной
смерти.
– Почему вы думаете, что я нравлюсь Кристине? – спросил он
низким голосом.
– Она каждый день рассказывала мне о вас!
– Правда? Что же она говорила?
– Сказала, что вы признались ей в любви. И добродушная
старая дама громко засмеялась, показывая свои хорошо сохранившиеся зубы. Рауль
встал, ужасно страдая, кровь прилила к его липу.
– Что вы делаете? Пожалуйста, садитесь, – сказала она. – Вы
не можете уйти просто так. Вы рассердились, потому что я засмеялась. Простите.
В конце концов, в том, что произошло, нет вашей вины. Вы же не знали. Вы и не
думали, что Кристина несвободна.
– Она помолвлена? – спросил Рауль, задыхаясь от волнения.
– Нет, конечно, нет! Вы знаете, что Кристина не может выйти
замуж, даже если захочет.
– Что? Нет, я не знал этого. Почему же она не может выйти
замуж?
– Из-за Ангела музыки.
– Опять…
– Да. Он запрещает это.
– Он запрещает это? Ангел музыки запрещает ей выйти замуж?
Рауль наклонился к мадам Валериус, словно намеревался
укусить ее. Даже если бы он хотел съесть ее, то не мог выглядеть более свирепо.
Бывают такие моменты, когда чрезмерная наивность кажется такой чудовищной, что
становится ненавистной. Рауль чувствовал, что мадам Валериус слишком наивна.
Не ощущая дикого взгляда, обращенного к ней, она произнесла
совершенно естественным тоном:
– О, он не запрещает ей, не запрещает… Он только говорит,
что, если Кристина выйдет замуж, она никогда больше не увидит его. Вот и все.
Говорит, что уйдет навсегда. Но вы же понимаете, она не хочет, чтобы Ангел
музыки ушел навсегда. Это совершенно очевидно.
– Да-да, – согласился Рауль почти шепотом. – Это совершенно
очевидно.
– Кроме того, я думала, что она сказала вам все это в
Перросе, когда поехала туда с направляющим духом.
– О, она ездила в Перрос со своим направляющим духом?
– Ну, не совсем так, он сказал, что встретится с ней на
кладбище, у могилы ее отца. Он обещал сыграть «Воскрешение Лазаря» на скрипке
ее отца.
Рауль опять встал.
– Мадам, вы должны сказать мне, где живет этот дух. Старая
женщина, казалось, не особенно удивилась такому неразумному требованию. Она
подняла глаза и ответила:
– На небесах.
Такое простодушие поставило Рауля в тупик. Он был изумлен ее
простой, искренней верой в Ангела музыки, который каждый вечер спускался с
небес, чтобы посетить артистическую комнату певицы в Опере.
Теперь виконт понимал состояние ума девушки, воспитанной
суеверным скрипачом и этой женщиной с беспорядочными мыслями, и вздрогнул,
подумав о возможных последствиях такого воспитания.
– Кристина все еще благородная девушка? – спросил он
внезапно.
– Да, клянусь моим местом на небе! – воскликнула старая
дама, явно возмущенная. – И если вы сомневаетесь, я не понимаю, зачем вы пришли
сюда!
Он с усилием надел перчатки.
– Как долго она встречается с Ангелом музыки?
– Около трех месяцев. Да, прошло три месяца, как он начал
давать ей уроки.
Он поднял обе руки широким жестом отчаяния, затем уронил их.
– Дает ей уроки? Где?
– Сейчас, поскольку она ушла с ним, я не могу сказать вам, но
еще две недели назад он давал ей уроки в ее артистической комнате. Здесь, в
такой маленькой квартире, это было бы невозможно. Все услышали бы. Но в Опере в
восемь часов утра нет никого. Их никто не беспокоит. Вы понимаете?
– Да-да, я понимаю, – сказал он и покинул старую женщину так
поспешно, что она подумала, что у него, очевидно, не все в порядке с головой.
Проходя через гостиную, Рауль столкнулся лицом к лицу со
служанкой. В какое-то мгновение он хотел было расспросить ее, но затем заметил
на ее губах слабую улыбку и почувствовал, что в душе она смеется над ним. Он
убежал. Он и так уже знал достаточно. Он получил желаемую информацию. Что же
еще мог он спросить? В таком состоянии он отправился в дом своего брата.
Он чувствовал себя так, словно бился головой о стену. Как
мог он верить в ее невинность и чистоту! Как мог он пытаться, даже на
мгновение, объяснить все ее наивностью, простотой и безупречной искренностью?
Он Ангел музыки! Он знал его теперь! Он мог видеть его! Это был несомненно,
какой-нибудь идиот-тенор, который пел вместе с ней с глупой приторной улыбкой.
Рауль чувствовал себя смешным и жалким. «Что вы за несчастный, ничтожный,
глупый молодой человек, виконт де Шаньи – сказал он себе в бешенстве. Что же
касается Кристины, то он решил, что она бесстыдное и лживое создание.
Рауль шел очень быстро, почти бежал, и это пошло ему на
пользу, немного охладив его пыл. Он думал только о том, чтобы добраться до
своей комнаты, броситься в постель и подавить рыдания. Но его брат Филипп был
дома, и Рауль, как ребенок, упал ему прямо на руки. Филипп по-отечески успокоил
его, не спрашивая ни о чем. Рауль сам рассказал ему об Ангеле музыки. Бывают
такие вещи, которыми не хвастаются, и вещи, о которых слишком унизительно
сожалеть.