Призрак Оперы - читать онлайн книгу. Автор: Гастон Леру cтр.№ 23

Случилось кваканье. Их двойное восклицание влилось в общий единый звук ужаса в зале. Оба директора чувствовали, что призрак наступает. Склонившись над перилами ложи, они смотрели на Карлотту, как будто не узнавали ее. Своим кваканьем эта дьявольская женщина, должно быть, давала сигнал какому-то несчастью. И они ожидали этого несчастья. Призрак обещал им его. Опера была проклятой.

– Продолжайте! Продолжайте!

Но Карлотта не стала продолжать с того места, где остановилась. Смело, героически она возобновила фразу, в конце которой появилась жаба.

Как странно, словно чары,

Вечер сковал меня…

Зал тоже казался очарованным.

Но кваканье возобновилось. Зал взорвался. Тяжело опустившись в кресла, Ришар и Мушармен не нашли в себе мужества e сил обернуться. Призрак смеялся рядом с ними. И наконец они отчетливо услышали его голос, этот невозможный, идущий из глубины голос:

– Того, как она поет сегодня, не выдержит даже люстра!

Они оба посмотрели наверх и издали ужасный крик. Люстра, громадная люстра падала вниз, отвечая на призыв этого сатанинского голоса. Под бесчисленные вопли и крики она рухнула в самый центр партера. Началась паника. Моей целью не является оживить это историческое событие. Те, кто любопытен, могут прочесть об этом в газетах того времени.

Было много ранений и одна смерть. Люстра упала на голову бедной женщины, пришедшей в Оперу впервые в своей жизни, той самой, которую Ришар выбрал, чтобы заменить мадам Жири, билетершу ложи призрака! Она умерла тотчас же, и на следующий день одна из газет дала следующий заголовок: «Тысяча двести килограммов на голову консьержки!» Это был единственный некролог.

Этот трагический вечер кончился плохо для всех. Карлотта заболела. Кристина Доэ исчезла сразу после представления, и две недели ее никто не видел в Опере или где-либо еще. (Это первое исчезновение не следует путать со знаменитым похищением, которое произошло позже при таких драматических и необъяснимых обстоятельствах.) Разумеется, Рауль был озадачен отсутствием Кристины. Он написал ей по адресу мадам Валериус, но ответа не получил. Вначале он особенно не удивился, поскольку знал ее настроение и решимость порвать с ним все отношения, хотя и не догадывался о причинах этого. Его печаль продолжала расти, в конце концов он обнаружил, что ее имени нет ни в одной из программ. Даже «Фауста» представляли без нее. Однажды около пяти часов пополудни виконт отправился в Оперу, чтобы разузнать что-то о Кристине. Он нашел обоих директоров поглощенными работой. Друзья просто не узнавали их: они утратили бодрое расположение духа и энтузиазм. Частенько их видели на сцене с нахмуренными бровями, наклоненными головами, бледными лицами, как будто их преследовала какая-то отвратительная мысль или они стали жертвой жестокого удара судьбы.

Падение люстры привело ко многим последствиям, за которые они несли прямую ответственность, но было трудно говорить с ними на тему происшедшего. Официальное расследование пришло к заключению, что это был несчастный случай, вызванный износом креплений, но и бывшие директора, и настоящие обязаны были обнаружить и устранить эти неполадки, прежде чем они привели к катастрофе.

И я должен сказать, что Ришар и Мушармен казались такими изменившимися и отстраненными, такими таинственными и непостижимыми, что многие полагали, что что-то даже более страшное, чем падение люстры, изменило состояние их ума.

В своих отношениях с людьми они демонстрировали большую нетерпимость, за исключением мадам Жири, которая была восстановлена в своей должности. Поэтому легко себе представить, как Ришар и Мушармен приняли виконта Рауля де Шаньи, когда тот пришел справиться у них о Кристине. Они просто ответили, что певица в отпуске. Когда же он спросил, как долго будет продолжаться ее отпуск, ему вежливо было сказано, что отпуск неограничен, поскольку Кристина Доэ мотивировала его состоянием здоровья.

– Она больна! – воскликнул Рауль. – Что с ней?

– Мы не знаем.

– Вы посылали к ней своего доктора?

– Нет. Она не просила нас об этом, мы полностью доверяем ей и потому поверили мадемуазель Доэ относительно ее болезни.

Отсутствие Кристины взволновало Рауля. Мрачный, он покинул Оперу и решил – будь что будет – пойти e мадам Валериус. Он, конечно, помнил, что Кристина запретила ему предпринимать какие-либо попытки увидеть ее, но события в Перросе, а также то, что он слышал через дверь артистической комнаты, их последний разговор у кромки торфяного болота заставили его подозревать какие-то козни, которые, хотя и выглядели дьявольскими, все же строились людьми. Легко возбудимая фантазия Кристины, ее нежная и доверчивая душа, своеобразное воспитание, построенное на сказках и легендах, ее постоянные мысли о мертвом отце и в особенности восторженное состояние, в которое ее повергала музыка, – все это, как казалось виконту, делало ее особенно уязвимой для нечистоплотных действий некоторых неизвестных, неразборчивых в средствах людей. Чьей жертвой она стала? Этот вопрос Рауль снова и снова задавал себе, когда спешил к мадам Валериус.

Хотя Рауль и был поэтом, страстно любил музыку, любил старинные бретонские предания, в которых плясали домовые, и более всего любил скандинавскую нимфу по имени Кристина Доэ, но в то же время он верил в сверхъестественное только в делах религии, и самая фантастическая история в мире не могла заставить его забыть, что дважды два – четыре.

Что скажет ему мадам Валериус? Виконт дрожал, когда звонил в маленькую квартирку на улице Нотр-Дам дес Виктор.

Дверь открыла служанка, которую он видел однажды в артистической комнате Кристины. Он спросил, можно ли видеть мадам Валериус. Ему ответили, что она больна, в постели и не принимает посетителей.

– Пожалуйста, возьмите мою карточку, – сказал Рауль.

Ему не пришлось долго ждать. Служанка вернулась и провела его в слабо освещенную и скупо обставленную гостиную, в которой висели портреты профессора Валериуса и отца Кристины.

– Мадам просит вас извинить ее, мсье, – сказала служанка, – но она может принять вас только в спальне, она больна и не встает.

Через пять минут Рауля ввели в темную спальню, где он сразу же увидел в тени алькова доброе лицо мадам Валериус. Ее волосы поседели, но глаза не состарились, никогда прежде они не были такими по-детски ясными и чистыми.

– Мсье де Шаньи! – воскликнула она радостно, протягивая ему обе руки. – Вас, должно быть, послало небо! Теперь мы можем поговорить о Кристине.

Для Рауля эти последние слова прозвучали зловеще.