— Нет, это нельзя, — сказала она решительно,
всплеснув руками. — Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime
mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites
cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в
вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня. ] Катя,
— сказала она горничной, — принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m-lle
Bourienne, как я это устрою, — сказала она с улыбкой предвкушения артистической
радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье,
княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в
зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит,
приготовляясь к рыданиям.
— Voyons, chere princesse, — сказала m-lle
Bourienne, — encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие. ]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук
горничной, подходила к княжне Марье.
— Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, —
говорила она.
Голоса ее, m-lle Bourienne и Кати, которая о
чем-то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
— Non, laissez-moi, [Нет, оставьте меня, ] —
сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и
страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие,
прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и
поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
— Au moins changez de coiffure, — сказала
маленькая княгиня. — Je vous disais, — с упреком сказала она, обращаясь к m-lle
Bourienne, — Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne
va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере,
перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем
нейдет. Перемените, пожалуйста. ]
— Laissez-moi, laissez-moi, tout ca m`est
parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно, ] — отвечал голос, едва
удерживающий слезы.
M-lle Bourienne и маленькая княгиня должны
были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна,
хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением,
которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им
страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что
когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в
своих решениях.
— Vous changerez, n`est-ce pas? [Вы
перемените, не правда ли?] — сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не
ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила
желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в
зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей
представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно-привлекательное
существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир.
Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, —
представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и
ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
— Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, —
сказал из-за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она
думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на
освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с
сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное
сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В
помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но
главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем
сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя.
Боже мой, — говорила она, — как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола?
Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять
Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее
собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй.
Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы
быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях
брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но
всё-таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна
Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о
прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в
сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с
головы человеческой.