— Простите, — не сдавалась девица в первом
ряду, — я регулярно хожу в церковь и не вижу, чтобы там поклонялись
солнцу.
— Неужели? Скажите, какое событие вы отмечаете двадцать
пятого декабря?
— Рождество. Рождение Иисуса Христа.
— Однако, согласно Библии, Спаситель был рожден в
марте. С какой стати мы отмечаем день его появления на свет в декабре?
В аудитории воцарилось молчание.
— На двадцать пятое декабря, друзья мои, —
улыбнулся Лэнгдон, — приходился древний языческий праздник, именовавшийся
sol invictus, что на нашем языке означает «непобедимое солнце». И это, как вам,
видимо, известно, — день зимнего солнцеворота, тот замечательный момент,
когда солнце возвращается к нам и дни становятся длиннее. — Лэнгдон
откусил от яблока кусок, прожевал его и продолжил: — Конкурирующие религии
частенько присваивают существующие у противной стороны праздники, дабы
облегчить переход к новой вере. Этот процесс, именуемый transmutatum, позволяет
людям избежать потрясений при адаптации к новой для них религии. Верующие
продолжают отмечать прежние праздники, возносить молитвы в знакомых местах и
пользоваться привычными символами… они просто замещают одного бога другим.
Эти слова привели девицу в первом ряду в полную ярость.
— Вы хотите сказать, что христианство есть не что иное,
как солнцепоклонство, но только в иной упаковке?!
— Вовсе нет. Христианство позаимствовало свои ритуалы
не только у солнцепоклонников. Канонизация, например, отражает обряд рождения
«новых богов», описанный древними авторами. Практика «съедения божества» — наше
Святое причастие — встречается у ацтеков. Даже умирающий на кресте за наши
грехи Христос — концепция, как утверждают некоторые исследователи, не только
христианская. Согласно традициям ранних адептов Кецалькоатля,
[74]
юноша приносил себя в жертву, искупая грехи других членов общества.
— Но хоть что-нибудь в христианстве является
оригинальным? — испепеляя профессора взглядом, спросила девица.
— В любой организованной религии оригинального крайне
мало. Религии не рождаются на пустом месте. Они произрастают одна из другой.
Современные верования являют собой своего рода коллаж… вобравший в себя все
попытки человечества постичь суть божественного.
— Постойте, постойте! — возник окончательно
проснувшийся мистер Хитцрот. — Я обнаружил в христианстве то, что является
совершенно оригинальным. Как насчет изображения Бога? Христиане никогда не
представляли Творца в виде ястреба или чудища, какими изображали своих божеств
ацтеки. Одним словом, наш Создатель никогда не имел облика странного или
ужасного. Напротив, он всегда представлялся благообразным старцем с седой
бородой. Итак, образ нашего Бога есть явление оригинальное, не так ли?
— Когда недавно обращенные христиане отказывались от
своих богов — языческих, греческих, римских или иных, — они постоянно
задавали вопрос, как выглядит их новое верховное божество, — с улыбкой
произнес Лэнгдон. — Церковь, со свойственной ей мудростью, избрала на эту
роль одну из самых могущественных и почитаемых фигур… наиболее узнаваемое лицо
в истории человечества.
— Старика с белой развевающейся бородой? —
скептически спросил Хитцрот.
Лэнгдон показал на сонм древних богов, изображенных на
прикрепленном к стене плакате. Во главе их восседал старец с белой,
развевающейся по ветру бородой.
— А Зевс вам никого не напоминает? — спросил
Лэнгдон.
Прозвучал звонок, и занятия на этом закончились.
— Добрый вечер, — произнес за его спиной мужской
голос.
От неожиданности Лэнгдон едва не подпрыгнул. Голос вернул
его назад в Пантеон. Оглянувшись, он увидел пожилого человека в синей сутане с
красным крестом на груди. Продемонстрировав в улыбке не совсем здоровые зубы,
человек спросил с сильным тосканским акцентом:
— Ведь вы же англичанин? Не так ли?
— Вообще-то нет, — почему-то смущенно ответил
Лэнгдон. — Я американец.
Настала очередь смущаться незнакомцу.
— Простите меня ради Бога, — сказал он. — Вы
так хорошо одеты, что я решил… Примите мои извинения.
— Чем могу вам помочь? — спросил Лэнгдон.
Неожиданное появление служки испугало американца, и сердце его колотилось,
никак не желая успокаиваться.
— Я надеялся, что это мне удастся вам помочь. Я
выступаю здесь в качестве чичероне. — С гордостью указав на выданный
городом официальный значок, он добавил: — Мой долг сделать так, чтобы ваше
пребывание в Риме доставило вам максимальное удовольствие.
«Максимальное удовольствие? Такого удовольствия, находясь в
Риме, я не испытывал никогда, — подумал американец, — и, надеюсь, не
испытаю впредь».
— Вы кажетесь мне весьма достойным человеком, —
льстиво произнес гид, — и вопросы культуры вас интересуют значительно
больше, чем остальных туристов. Если желаете, я мог бы рассказать вам об
истории этого восхитительного сооружения.
— Это очень мило с вашей стороны, — вежливо
улыбнулся Лэнгдон, — но поскольку я сам профессионально занимаюсь историей
культуры…
— Замечательно! — Глаза чичероне засияли так,
словно он только что выиграл главный приз в лотерее. — В таком случае вы
наверняка получите удовольствие от моего рассказа! Пантеон, — начал свою
заученную речь гид, — был сооружен Марком Агриппой в 27 году до Рождества
Христова…
— И перестроен императором Адрианом в 120 году нашей
эры, — перебил тосканца Лэнгдон.
— Купол Пантеона оставался самым большим безопорным
сооружением подобного рода до тех пор, пока в 1960 году в Новом Орлеане не был
построен стадион, известный под названием «Супердоум».
Лэнгдон застонал. Этого человека невозможно было остановить.
— …а в пятом веке один теолог назвал Пантеон Домом
дьявола. Он считал, что отверстие в крыше является вратами для демонов.