Официант тем временем делал попытки обойти сбоку их
многочисленную компанию, а ливрейный лакей замер неподалеку, вытянув вперед
руку с листком бумаги. Колби взял записку, дал лакею на чай и глянул в нее.
— От Стиллмана, — тут же сообщил он. — Он
сейчас в Лондоне. После обеда я сам ему позвоню. Это по поводу мисс Мэннинг. Ну
так что закажем? Ну а ты, крошка Билл, как поживаешь?
Они сели за столик, Мартина напротив Колби, лицом к
Моффатту. Она попросила для себя виски и вынула сигарету. Щелкнув зажигалкой,
Колби протянул ее Мартине.
— Париж — это музей под открытым небом, —
восторженно произнесла она. — Я здесь столько перевидала памятников, что
ощущаю себя смотрительницей Форест Лауна.
— А ты все фотографируешь красоток? — спросил
Колби Элкинса.
— Как обычно, — пожал тот плечами. — Они
вечное чудо Парижа. Обаяние молодости, чистоты, блеска глаз…
— Кобель есть кобель! — со смехом воскликнула
Мартина и легонько потрепала одну из собак за уши. — Я хотела с ним
сняться, а этот глупец задумал флиртовать с какой-то таксой. Ну ладно.
Поговорим лучше о водных лыжах!
— Сегодня днем… — начал было Колби, но Мартина прервала
его:
— Прости, умираю как хочу услышать эту историю о
Мэннинг.
Колби обвел взглядом зал и заговорил тише, но не настолько,
чтобы его не слышали через два столика.
— Мы все о ней знаем, дорогая. Это история, от которой
мурашки бегут по коже.
Мартина, под столиком отыскав ногой ступню Колби, слегка
наступила на носок его ботинка:
Моффатт начал прислушиваться! Затем она сняла очки и, широко
раскрыв глаза, уставилась на Колби.
— Она что, действительно попалась на удочку? —
удивленно спросила она.
— Она? Нет, попалась эта дурочка из газеты, —
отмахнувшись от Мартины рукой, ответил Колби. — Дорогая, с тобой
невозможно было связаться все утро. Ты же ничего не знаешь. Мы придумали
кое-что. Так будет даже лучше. До того как она появится, нам нужно будет выйти
на одного крутого корреспондента. У его газеты большой тираж.
— На кого именно?
— Некоего парня по фамилии то ли Маффетт, то ли
Моффатт, из «Лос-Анджелес кроникл». Он уже раскрыл их план и ухватился за эту
сенсацию, как какой-нибудь салага из «Плезантон уикли аргус».
— О-о-о, прекрасно. И он уже написал статью?
— Нет. Конечно же нет. Дадли запер его в доме…
— Для чего? — удивленно спросила она и непонимающе
покачала головой. — Лоуренс, это так сложно понять.
Колби тяжело вздохнул:
— Послушай, радость моя, Надя. «Кроникл» — вечерняя
газета, а между Америкой и Европой разница во времени…
— Крошка! — произнес Элкинс и, желая объяснить ей,
почему это происходит, продолжил:
— Вот апельсин — это Земля, а эта свечка — Солнце.
Вращаем апельсин и…
— А-а, это я знаю, — прервала его Мартина. —
В Лос-Анджелесе сумерки наступают раньше, чем здесь. Или наоборот?
— Вот именно! Поняла, — согласился Элкинс. —
Астрономы называют это эффектом Берра.
— Дадли придумал, как обвести его вокруг пальца, —
продолжил Колби. — До того как вся эта история с романом откроется, он
решил улететь в Бразилию, а корреспондента попридержать, чтобы тот отослал
статью в последний момент, когда в Греции наступит ночь и редакция уже не
сможет связаться с американским посольством в Афинах, чтобы проверить,
действительно ли некая гражданка США по фамилии Мэннинг скончалась на Цикладах.
Так что информация, полученная от этого Маффетта, или Моффатта, будет
опубликована в последнем выпуске газеты без проверки. Раз Дадли решил смыться,
то писательница действительно умерла.
Радио и телевидение подхватят эту новость, утренние газеты
тоже опубликуют материал на эту тему и тоже без проверки, рано утром посольства
еще закрыты. Все средства массовой информации, имеющие представительства в
Париже, начнут трезвонить в ее контору, посылать корреспондентов. Но оттуда —
ни звука. Мертвая тишина… Значит, так оно и есть. Этот голубок Дадли
действительно выпорхнул из голубятни. И все утренние газеты запестрят
сенсационными заголовками. Боже, какими они будут! «Автор бестселлеров мертва»,
«Раскрытие крупного мошенничества»…
После этого на следующий день и примерно в то же время
кто-то все же проникает в контору. И что он видит? Мисс Мэннинг, заперев дверь
своего кабинета на дополнительный засов, стучит на машинке. Что за шум,
удивленно вопрошает она. Она не отвечает на телефонные звонки, когда работает,
никогда этого и не делает. А вчера вечером отпустила домой свою секретаршу.
Какие еще писатели? Здесь? Дадли сбежал? Да вы что! Что за
бред! Дадли действительно в Париже нет — он сейчас в Нью-Йорке.
Так что все газеты, поспешившие опубликовать сенсацию,
вынуждены будут напечатать опровержение вроде того, которое в свое время сделал
Марк Твен в связи с преждевременным сообщением о его кончине…
— А он что, оказался жив? — удивилась Мартина и,
коснувшись руки Элкинса, воркующим голосом спросила:
— А кто он, этот Марк Твен?
— Послезавтра новый роман Сабины Мэннинг поступает в
продажу, — не обращая внимания на заданный Мартиной вопрос, продолжил
Колби. — Вокруг книги разворачивается шумная рекламная кампания. Немного
поколебавшись, мы передаем студии «Рамфорд продакшн» права на съемки фильма,
участие в котором станет для тебя звездным часом. Появятся фотоснимки, на
которых ты с мисс Мэннинг сидишь на фоне легендарной пишущей машинки и
обсуждаешь свою роль…
Глаза Колби горели восторгом, голова от волнения тряслась.
— Друзья, здесь проколов не будет, — радостно
заверил он.
— Но, Лоуренс, а как же этот бедняга, мистер Маффетт? У
него могут быть неприятности. Не потеряет ли он работу? — с деланной
грустью в голосе спросила Мартина.
— А мы пошлем ему корзинку с рождественскими
подарками, — весело ответил Колби. — Не расстраивайся, он найдет себе
другую работу…
Из дальнего угла зала послышался сначала скрип стула, затем
шарканье ног. «Надеюсь, официант еще не успел поставить бутылку на стол
Моффатта», — первым делом подумал Колби и, повернувшись, посмотрел на
журналиста. Выражение мясистого лица Моффатта, большую часть которого занимал
огромный нос, не предвещало ничего хорошего. Он стоял слева от Колби, слегка
наклонившись над их столиком, в руке у него были зажаты телеграфные бланки.
— Я все тут думал, не смогу ли угостить вашу
очаровательную компанию выпивкой, — угрожающе произнес он. — Я —
Моффатт из «Плезантон уикли аргус».