На некоторое время возникло всеобщее замешательство, а потом
мисс Марпл сказала с упреком, но не сдержав ласковой улыбки: «Какая шалунья!»
Она похлопала Гризельду по руке и наставительно заметила:
– Очень неразумно, моя душечка. Когда выдумываешь небылицы,
люди непременно им верят. А это может вызвать осложнения.
В гостиной явно повеяло холодком. Две дамы встали и начали
прощаться.
– Интересно, есть ли что-нибудь между Реддингом и Летицией
Протеро, – сказала мисс Уэзерби. – Мне кажется это вполне вероятным.
А как вам кажется, мисс Марпл?
Мисс Марпл призадумалась.
– Я бы этого не сказала. Только не Летиция. По-моему, тут
замешано совсем иное лицо.
– Но полковник Протеро считает...
– Я всегда замечала, что он человек недалекий, –
сказала мисс Марпл. – Из тех упрямцев, которые если что заберут себе в
голову, то нипочем от этого не отступятся. Помните Джо Бакнелла, прежнего
хозяина «Голубого Кабана»? Сколько шуму было из-за того, что его дочка якобы
встречалась с молодым Бейли. А на самом-то деле это была его жена, негодница
этакая!
Говоря это, она смотрела прямо на Гризельду, и меня вдруг
охватило возмущение, с которым я не сумел совладать.
– Вам не кажется, мисс Марпл, – сказал я, – что
все мы слишком склонны злословить о ближних своих? Добродетель не мыслит злого,
как вы знаете. Можно причинить неисчислимый вред, позволяя себе болтать
глупости и распускать злостные сплетни.
– Дорогой викарий, – ответила мисс Марпл, – вы
человек не от мира сего. Боюсь, что человеческая натура, за которой мне
довелось наблюдать столь долгое время, не так совершенна, как хотелось бы.
Конечно, праздная болтовня – это дело грешное и недоброе, но ведь она так часто
оказывается правдой, не так ли?
Эта последняя, парфянская стрела попала в цель
[9]
.
Глава 3
– Гадкая старая сплетница! – сказала Гризельда, как
только за ней затворилась дверь.
Она скорчила гримаску вслед уходящим гостьям, взглянула на
меня и рассмеялась.
– Лен, неужели ты и вправду думаешь, что у меня роман с
Лоуренсом Реддингом?
– Что ты, милая, конечно, нет!
– Но ты же подумал, что мисс Марпл намекает на это. И
ринулся меня защищать – это было великолепно! Ты был похож на разъяренного
тигра!
Я на минуту почувствовал себя крайне смущенным. Служителю
англиканской церкви отнюдь не подобает подавать повод к тому, чтобы его
сравнивали с разъяренным тигром.
– Я почувствовал, что в этом случае просто обязан выразить
протест, – ответил я. – Но, Гризельда, мне бы хотелось, чтобы ты все
же выбирала слова и думала, о чем говоришь.
– Это ты про историю с людоедами? – спросила
она. – Или про то, что Лоуренс рисует меня нагишом? Знали бы они, что он
пишет меня в теплом плаще с высоченным меховым воротником – в таком одеянии
можно с чистой совестью идти в гости к самому папе римскому: не видно ни
кусочка грешной плоти! Честно говоря, все у нас так чисто, что просто диву
даешься. Лоуренс ни разу не попытался за мной поухаживать – никак не пойму, в
чем тут дело.
– Он знал, что ты замужняя женщина, вот и...
– Лен, только не притворяйся, что ты только что вылез из
Ноева ковчега!
[10]
Ты отлично знаешь, что очаровательная
молодая женщина, у которой пожилой муженек, для молодого человека просто дар
небесный. Тут есть какая-то особая причина, а вовсе не недостаток
привлекательности – чего-чего, а этого мне не занимать.
– Но разве ты хочешь, чтобы он соблазнил тебя?
– Н-н-нет, – сказала она, помедлив чуть дольше, чем мне
бы хотелось.
– Если он влюблен в Летицию Протеро...
– Мисс Марпл в это не верит.
– Мисс Марпл могла и ошибиться.
– Она всегда права. Такие закоренелые старые сплетницы
никогда не ошибаются. – Гризельда на минуту умолкла, потом спросила,
взглянув на меня искоса: – Ты мне веришь, правда? То есть что у нас с Лоуренсом
ничего нет?
– Моя милая Гризельда, – ответил я. – Верю, как
самому себе.
Моя жена подбежала и поцеловала меня.
– Если бы только ты не был таким простачком! Тебя же ничего
не стоит обвести вокруг пальца! Ты готов поверить всему, что бы я ни сказала.
– А как же иначе? Только, милая, постарайся следить за тем,
что ты говоришь, не давай воли своему язычку. У этих дам нет ни малейшего
чувства юмора, помни об этом, они все принимают всерьез.
– Я знаю, чего им не хватает, – сказала
Гризельда. – Надо бы им самим обзавестись какими-нибудь грешками, тогда у
них не останется времени вынюхивать повсюду чужие.
С этими словами она вышла из комнаты, а я взглянул на часы и
без промедления отправился с визитами, которые должен был нанести еще утром.
Вечерняя служба в среду, как всегда, собрала немного
прихожан, но когда я, разоблачившись в ризнице, вышел в опустевшую церковь, то
у одного из витражей приметил одинокую женскую фигуру. У нас замечательные
старинные цветные витражи в окнах, да и сам храм заслуживает того, чтобы на
него посмотреть. Заслышав мои шаги, женщина обернулась, и я узнал миссис
Лестрэндж.
Мы оба молчали, пока я не сказал:
– Надеюсь, вам понравилась наша церковь.
– Я любовалась витражом, – ответила она.
Она говорила приятным, низким, хорошо поставленным голосом,
четко произнося слова.
– Очень жаль, что я вчера не застала вашу жену, –
добавила она.
Мы еще несколько минут поговорили о нашей церкви. Было
очевидно, что она человек высокой культуры, знакомый с историей церкви и
церковной архитектурой. Мы вместе вышли и пошли по дороге, которая проходила
мимо ее коттеджа и вела к моему дому. Когда мы подошли к ее калитке, она
приветливо сказала:
– Не хотите ли зайти? Мне интересно, что вы скажете о том,
как я все здесь устроила.
Я принял приглашение. Коттедж «Маленькая калитка»
принадлежал раньше полковнику, служившему в Индии, и я поневоле почувствовал
облегчение, увидев, что медные столики и бирманские идолы исчезли. Теперь домик
был обставлен просто, но с самым изысканным вкусом. В нем воцарился дух
гармонии и покоя.