Однако Хоуз с непонятным упорством отказывался предпринимать
что-либо лично. Во всем его поведении проглядывала неестественная нервозность.
Я вспомнил, что говорил Хэйдок о его болезни. Очевидно, этим все и объяснялось.
Он нехотя распрощался со мной, как будто хотел еще что-то
сказать, но не знал, как к этому подступиться. Я договорился с ним, что он
возьмет на себя службу для Союза матерей, а заодно и собрание Гостей округа по
окончании службы. У меня на вторую половину дня были свои планы.
Хоуз ушел, а я, выбросив из головы и его, и его горести, решил,
что пора идти к миссис Лестрэндж.
На столике в холле лежали нераспечатанные газеты: «Гардиан»
и «Церковный вестник»
[21]
.
По дороге я вспомнил, что миссис Лестрэндж встречалась с
полковником Протеро вечером накануне убийства. Вполне возможно, что в их
разговоре проскользнуло что-нибудь, указывающее на личность убийцы.
Меня сразу же проводили в маленькую гостиную, и миссис
Лестрэндж поднялась мне навстречу. Я еще раз почувствовал ту чудодейственную
атмосферу, какую умела создать вокруг себя эта женщина. На ней было платье из
совершенно черной, без блеска, материи, подчеркивавшей необычайную белизну ее
кожи. В ее лице была какая-то странная мертвенность. Только глаза сверкали
огнем, были полны жизни. Сегодня в ее взгляде я уловил настороженность. И все –
никаких признаков беспокойства я больше не заметил.
– Вы очень добры, мистер Клемент, – сказала она,
пожимая мне руку. – Спасибо, что пришли. Я хотела все вам сказать еще
тогда. Потом передумала. И напрасно.
– Я как-то говорил вам – я готов помочь вам всем, чем могу.
– Да, я помню. И мне кажется, это не пустые слова. За всю
мою жизнь очень немногие, мистер Клемент, искренне предлагали мне свою помощь.
– В это трудно поверить, миссис Лестрэндж.
– Тем не менее это правда. Большинство людей – большинство
мужчин, по крайней мере, – преследуют свои собственные цели. – В ее
голосе прозвучала горечь.
Я промолчал, и она продолжила:
– Прошу вас, присядьте.
Я повиновался, она села на стул напротив. Немного помедлив,
она заговорила – неторопливо и вдумчиво, словно тщательно взвешивая каждое
слово:
– Я попала в очень необычное положение и хотела бы с вами
посоветоваться. Я хотела бы спросить у вас, как мне быть дальше. Что прошло, то
прошло – тут ничего уже не изменишь. Вы понимаете меня?
Я не успел ответить – горничная, которая мне открывала,
распахнула дверь и испуганно пролепетала:
– О, простите, мэм, там пришел инспектор полиции, он сказал,
что ему нужно с вами поговорить, простите!
Наступило молчание. Миссис Лестрэндж нимало не изменилась в
лице. Только медленно прикрыла и снова открыла глаза. Мне показалось, что она
преодолела легкий спазм в горле, но голос у нее был все тот же – чистый,
спокойный:
– Проведите его сюда, Хильда.
Я собрался было уходить, но она повелительным жестом остановила
меня:
– Если бы вы остались – я была бы вам очень признательна.
Я снова сел, пробормотав:
– Разумеется, как вам угодно.
Тут в комнату беглым строевым шагом ворвался Слак.
– Добрый день, мадам.
– Добрый день, инспектор.
В эту минуту инспектор заметил меня и скорчил злую гримасу.
Можно не сомневаться – добрых чувств ко мне Слак не питал.
– Надеюсь, вы не возражаете против присутствия викария?
Очевидно, Слаку было неловко сказать, что он возражает.
– Н-н-нет, – проворчал он. – Хотя лучше бы,
конечно...
Миссис Лестрэндж намеком пренебрегла.
– Чем могу быть полезна, инспектор? – спросила она.
– А вот чем, мадам. Я расследую дело об убийстве полковника
Протеро. Мне поручено собрать все сведения.
Миссис Лестрэндж кивнула.
– Это чистая формальность, но я обязан всех об этом
спросить: где вы были вчера между шестью и семью часами вечера? Чистая
формальность, как вы понимаете.
– Вы хотите знать, где я была вчера вечером между шестью и
семью часами?
– Так точно, мадам.
– Попробую вспомнить. – Она немного
поразмыслила. – Я была здесь. В этом доме.
– А! – Я видел, как блеснули глаза инспектора. – А
ваша служанка – у вас, кажется, одна служанка, – она может подтвердить
ваши показания?
– Нет, у Хильды был свободный вечер.
– Понятно.
– Так что, к сожалению, вам придется поверить мне на
слово, – любезно сказала миссис Лестрэндж.
– Вы с полной ответственностью утверждаете, что были дома
весь вечер?
– Вы сказали «между шестью и семью», инспектор. Несколько
раньше я выходила прогуляться. Когда я вернулась, еще не было пяти.
– Значит, если некая дама – к примеру, мисс Хартнелл –
определенно заявляет, что зашла сюда около шести, позвонила, но, так никого и
не дождавшись, вынуждена была уйти, вы скажете, что она ошибается, э?
– О нет. – Миссис Лестрэндж покачала головой.
– Однако...
– Если горничная дома, она может сказать, что вас нет. А
когда остаешься одна и тебе не хочется принимать визитеров – что ж, остается
только терпеть, пока они трезвонят в дверь.
Инспектор Слак слегка смешался.
– Старые дамы нагоняют на меня ужасную скуку, – сказала
миссис Лестрэндж. – А мисс Хартнелл в этом смысле не имеет себе равных.
Она позвонила раз шесть, прежде чем соблаговолила уйти.
Она одарила инспектора Слака прелестной улыбкой.
Инспектор переменил тему:
– А если кто-нибудь сказал, что видел вас около этого
времени...
– Но ведь меня никто не видел, не правда ли? – Она
мгновенно нащупала слабое звено. – Меня никто не видел, потому что я была
дома.
– Вы совершенно правы, мадам.
Инспектор пододвинул свой стул чуть ближе.
– Теперь вот что, миссис Лестрэндж: мне известно, что вы
нанесли визит полковнику Протеро накануне убийства, поздно вечером.
Миссис Лестрэндж спокойно подтвердила:
– Да, это так.
– Можете ли вы сказать мне, о чем вы говорили?