В мгновение ока он сообразил, что означал ее испуганный
взгляд: наверняка подумала, что он страдает галлюцинациями.
И вдруг его словно окатили ушатом холодной воды – а что,
если она права? Что, если это действительно галлюцинации? Охваченный ужасом, он
повернулся и пошел прочь, даже не удостоив ее ответом. Девушка посмотрела ему
вслед, вздохнула, покачала головой и снова нагнулась, возвращаясь к своему
занятию.
Джек погрузился в глубокое раздумье. «В конце концов, если я
снова в двадцать пять минут восьмого услышу этот проклятый голос, – решил он
про себя, – тогда будет ясно, что у меня в самом деле галлюцинации. Но я
надеюсь, что никакого голоса больше не услышу».
Весь день он провел в нервном напряжении и рано лег спать,
полный решимости проверить себя на следующее утро, но полночи не мог сомкнуть
глаз, а в результате проспал. Было уже двадцать минут восьмого, когда он
выскочил из гостиницы и поспешил в сторону игрового поля. Он понимал, что не
успеет попасть на злополучное место в двадцать пять минут восьмого, но если
этот голос – чистейшая галлюцинация, то он услышит его где угодно. Джек
побежал, на ходу поглядывая на стрелки своих часов.
Двадцать пять минут восьмого. Откуда-то издалека донеслось
эхо женского голоса. И хотя слова невозможно было разобрать, похоже, звали на
помощь. Но в чем он был твердо уверен, так это в том, что это был тот самый
крик, который он слышал раньше, и исходил он из того же самого места, где-то
неподалеку от коттеджа.
Как это ни странно, но то, что он услышал, даже успокоило
его. Это, скорее всего, просто мистификация. А что, если девушка сама разыграла
его? Он решительно расправил плечи и вытащил биту из спортивной сумки.
Девушка стояла в саду, как обычно. На этот раз, когда он
приподнял кепку и поприветствовал ее, она произнесла «доброе утро» и в голосе
ее прозвучала легкая застенчивость. «Сегодня она привлекательна, как никогда»,
– подумал он.
– Отличный денек выдался? – бодро произнес Джек, проклиная
себя за то, что говорит такую банальность.
– Да, просто восхитительный, – живо откликнулась она.
– Для сада, наверное, это хорошо?
Девушка улыбнулась, и на щеках ее появились обворожительные
ямочки.
– Увы, нет! Моим цветам нужен дождь. Посмотрите, они все
высохли.
Жестом она пригласила его подойти поближе, и Джек вплотную
приблизился к низкой изгороди, отделявшей сад от игрового поля, и посмотрел на
цветы.
– Но они совсем свежие, – произнес он и почувствовал себя
неловко; ему показалось, что он сказал что-то не то: девушка смерила его
взглядом, в котором проскальзывало сожаление.
– Солнце светит слишком ярко, – сказала она. – Цветы
приходится постоянно поливать. Но, как видно, на вас солнце влияет благотворно
– вы выглядите сегодня значительно лучше.
Ободряющий тон девушки вызвал у Джека прилив раздражения.
«Будь оно все трижды проклято! – закипал он тихой яростью. – По-моему, она
пытается исцелить меня внушением».
– Я совершенно здоров, – произнес он, еще более раздражаясь.
– Ну вот и прекрасно, – с живостью откликнулась девушка.
Он еще немного поиграл и поспешил на завтрак.
Сидя за столом, Джек уже не в первый раз почувствовал на
себе испытующий взгляд человека, расположившегося с ним рядом. Это был мужчина
средних лет, с энергичными чертами лица. У него была черная бородка,
проницательные серые глаза и те легкость и уверенность в поведении, которые
выдавали в нем профессионала высокого класса. Джек уже узнал, что фамилия его
Левингтон, и краем уха слышал, что в медицинских кругах он известен как
прекрасный специалист. Но поскольку Джек не мог вспомнить, когда он сам посещал
Харли-стрит, эта фамилия ему ни о чем не говорила.
Но сегодня утром он не мог не почувствовать, что за ним
наблюдают, и это не на шутку взволновало его. «А может быть, у меня на лице
написано нечто такое, что привлекает внимание окружающих?»
Что, если этот человек в силу своих профессиональных
способностей заметил, что с ним, Джеком, происходит что-то неладное?
При одной этой мысли Джек содрогнулся от ужаса. Что, если
так оно и есть? Не сходит ли он действительно с ума? И что все это такое –
галлюцинация или чья-то злая шутка?
Вдруг его осенило: ведь определить, что это такое, очень просто.
Он же всегда во время тренировки был один. Но если бы рядом с ним кто-нибудь
находился, не важно кто, то он должен был бы тоже услышать этот голос.
Джек решил не откладывать дело в долгий ящик. Левингтон как
раз подходил для этой цели. Они довольно легко разговорились: казалось, что
доктор просто ждал этого случая. Ведь так или иначе, но Джек чем-то его
заинтересовал. И поэтому как-то естественно они договорились встретиться на
следующее утро, чтобы сыграть в гольф.
Они начали чуть раньше семи. День выдался прекрасный,
спокойный и безоблачный, но не очень теплый. Доктор играл довольно прилично, а
у Джека игра не клеилась. Все его внимание было сосредоточено на одном – когда
же наступят эти роковые минуты. И он буквально не отрывал взгляда от своих
часов. Когда они с доктором приблизились к метке, было около двадцати минут
восьмого. Как раз в это время они находились между лункой и коттеджем.
Девушка, как обычно, работала в саду. Она даже не подняла
головы.
Два мяча лежали на лужайке: мяч Джека около лунки, а
докторский – чуть поодаль.
Левинггон наклонился, обдумывая, как ему нанести удар. Джек
застыл на месте, впившись взглядом в стрелки своих часов. Было ровно двадцать
пять минут восьмого.
Мяч устремился по траве прямо к лунке, на мгновение замер на
ее краю, словно выжидая чего-то, и скатился вниз.
– Прекрасный удар! – похвалил Джек. Только голос у него был
хриплый и совсем чужой. Наконец, облегченно вздохнув, он подтянул свои часы
повыше от запястья. Итак, ничего не случилось. Дурное настроение как рукой
сняло.
– Подождите немного, если не возражаете, – попросил он. – Я
только возьму трубку.
Они чуть-чуть задержались на восьмой метке. Как ни старался
Джек взять себя в руки, пальцы его слегка подрагивали, когда он набивал и
раскуривал трубку. Ему казалось, что с его плеч свалился огромный груз.
– Боже мой, какой хороший денек выдался, – заметил он, с
истинным удовлетворением вглядываясь в окружающий его пейзаж. – Давайте,
Левингтон, ваш удар.
И тут одновременно с ударом доктора раздался этот крик.
Высокий женский голос, полный мучительного отчаяния: