А впрочем, бог с ними, с драконами, кавалерами и рыбами.
Главное, что Алена пришла в восторг от идеи снова вырядиться русалкой и готова
была ехать для этого даже в Тур. Да и вообще, всякому разумному человеку
понятно, что манежилась она просто для приличия. Это же безумно интересно —
увидеть французскую famille не со стороны, а как бы изнутри! И потом описать ее
в каком-нибудь романчике! В жизни Алены Дмитриевой вообще все события
подразделялись на те, о которых можно написать в романчике, и на те, о которых
писать не стоит — по ряду причин…
— Вы когда пойдете в тот магазин, где ксерокс, —
напутствовала Марина, — посмотрите, какие костюмы там есть. А если ничего не
понравится, мы тут еще в одно местечко сбегаем.
— А вы кем хотите нарядиться, Марина?
— Может, какой-нибудь русской боярышней? У меня для этого
костюма все дома есть: и кокошник, и сарафан, и серьги, и ожерелья. Так что
смотрите только для себя. Хорошо?
— Хорошо, — сказала Алена, сунула в пакет свой библиотечный
раритет и отправилась в магазин.
Стоя на перекрестке Фобур-Монмартр и рю де Прованс в
ожидании, пока пройдет поток машин, она покосилась направо, на дом номер 34, и
неприметно вздохнула. Там, как и в прошлом году, около подъезда была
прикреплена табличка: «Nikita A. Cherchneff. Avocat». С человеком, чье имя было
указано на этой табличке, у Алены едва не завязался очень опасный роман.
Опасный не потому, что ее сердце могло быть Никитой разбито: нет, это сердце в
то время уже совершенно заполонил Игорь, и Никите Шершневу просто некуда было
втиснуться, — опасный в том смысле, что Шершнев был, строго говоря, никакой не
адвокат, вернее, не столько адвокат, сколько наемный убийца — киллер, говоря
по-русски, или киллер, говоря по-французски. Как-то раз Алена влезла не в свое
дело и помешала этому киллеру убить собрата по профессии по имени Дени Морт, по
прозвищу Фримюс. Помешала только потому, что Фримюс оказался безумно похожим на
одного человека, имени которого (на И начинается, на "ъ"
заканчивается) она больше не хочет, не хочет, не хочет — и не будет вспоминать!
Разборка с двумя киллерами происходила в той самой бургундской деревушке Мулен,
о которой недавно упомянула Марина. О том, как сложились судьбы персонажей того
поворота ее жизненного сюжета
[6], Алена больше ничего не знала. Но присутствие
таблички на своем обычном месте означало, что Никита Шершнев пока что жив и
здоров и, судя по всему, продолжает вершить свое черное дело. Ну что ж, если на
его вторую (а может, и первую) профессию наплевать французскому правосудию, то
почему она должна волновать Алену? Живет Шекспир — и пусть живет, как выразился
один приятель Иго… Стоп! Короче, как выразился чей-то там приятель.
Наконец дорога освободилась, и Алена перебежала к магазину
сувениров. По пути заглянула в витрину еврейской булочной «Zazou», полюбовалась
на великое множество незнакомых сладостей, подивилась, что к концу дня все это
бывает распродано (значит, кто-то все же эти штучки покупает и съедает!), в
очередной раз напомнила себе, что перманентно худеющей даме-шейпингистке не то
что пробовать — даже смотреть на подобное искушение строго запрещено, и вошла в
магазин сувениров.
Марина не зря предупреждала: парень у прилавка и впрямь
зашивался: Фигаро здесь, Фигаро там. Но ксерокс был свободен. Алена подошла,
потопталась около громоздкого сооружения, немножко подумала, соображая, где что
открывать, куда класть книгу, на что и когда нажимать — наша героиня, личность
творческая, была, конечно, технически вопиюще безграмотна, но далеко не тупа, —
и вот уже на лотке начали накапливаться отксеренные листы.
Агрегат был просто зверь, дело свое знал, Алена только
успевала страницы в книжке переворачивать да на кнопочку нажимать: триста
страничек ксерокс отработал минут за пятнадцать! Однако и это кому-то
показалось долго: вокруг с нетерпеливым видом начал похаживать какой-то
козлобородый мсье лет сорока — очень тощий, лысоватый, с водянистыми глазами и
тонкогубым ртом. Впрочем, одет он был вполне стильно: узкие джинсы, самую
чуточку расстегнутые на интересном месте (фишка номер один в Париже этим
летом!), экстравагантный текстильный ремень, пряжка которого спереди выставлена
(фишка номер два!) из-под облегающего клетчатого пуловера, туфли с загнутыми
носами, модные очочки в черной оправе… Да и на Алену, надо сказать, он
поглядывал вполне, вполне задорно. Особенно ее бриджи защитного цвета этому
мсье понравились, хотя ничего особенного в них не было — бриджи как бриджи,
купленные, к слову, здесь же, в Париже, в любимом Аленином магазине «Burton»
еще прошлым летом.
Наконец Алена закончила работу, собрала листочки в стопочку
и отправилась рассчитываться с продавцом.
— Триста страниц, — сказала она. — Сорок пять евро.
Он посмотрел подозрительно, вынул из-за уха (честное слово,
Алена сама видела!) карандаш и споро, с невероятной скоростью, пронумеровал все
копии.
— Шестьсот страниц! — сообщил с торжеством. — Девяносто
евро!
Алена похлопала глазами, дивясь несусветной сумме. Потом
усмехнулась и, глядя прямо в наглые глаза толстого араба (на Фобур-Монмартре
все лавочки и магазины принадлежат если не арабам, так евреям или китайцам,
причем все три нации уживаются вполне мирно), спокойно проговорила:
— А что, я каждую страницу книги снимала на отдельный
листок? По-моему, вы должны брать деньги только за разворот!
Хитрый какой! Поставил нумерацию и справа, и слева на
развороте, вот и получилось в два раза больше!
Араб и глазом не моргнул: только вздохнул с явным сожалением
(не удалось обжулить, ушлая клиентка попалась!) и сообщил снисходительно:
— Ладно, тогда триста страниц и сорок пять евро. «Ладно!»
Ишь ты, «ладно», главное!
Алена возмущенно фыркнула, протянула ему бумажку в пятьдесят
евро, получила сдачу, сложила свое имущество в сумку и пошла, чувствуя всеми
своими бриджами взгляд козлобородого мсье, но не оборачиваясь и даже бровью в
его сторону не ведя. Пошла, вся такая гордая, недоступная победительница наглых
продавцов…
— Мадемуазель! — послышался несколько дребезжащий, тоже, как
и бородка, напоминающий козлиный голос. — Вы забыли книгу!