— Это просто невозможно, ведь за девочкой все время наблюдают, глаз не сводят. Доктор Уизерс дал на этот счет совершенно четкие указания.
— Ну и много от них было толку! — перебил ее Седрик. — Ты только посмотри на Пэнти.
— Доктор Уизерс исключительно знающий человек. И не его вина в том, что таблетки Джунипера испортились. Твоему деду лекарства всегда помогали.
— В том числе и крысиный яд?
— Доктор Уизерс его не прописывал, — сказала Полин, до предела понижая тембр голоса.
Седрик только усмехнулся.
Не обращая на него внимания, Полин с надеждой повернулась к Аллейну.
— Что же нам делать, мистер Аллейн? — умоляюще заговорила она. — Ведь все происходящее так ужасно, так трагично. Неопределенность! Бесконечные подозрения! Ощущение, что здесь, в нашем собственном кругу!.. Что делать?
Аллейн начал расспрашивать ее о событиях, последовавших за уходом сэра Генри из театрика в ночь его гибели. Выяснилось, что Полин первой пришла в гостиную, опередив Трой, Пола и Фенеллу. Мисс Орринкурт пробыла там совсем недолго и в оживленной дискуссии по поводу возможного автора изображения летающей коровы не участвовала. К семейному спору с неловкостью прислушивались трое гостей, когда появился Баркер и возвестил, что сэр Генри просит мистера Рэттисбона подняться к нему. Сквайр и пастор воспользовались этим предлогом, чтобы удалиться. Пол и Фенелла ушли спать. Трой к тому времени тоже отправилась к себе. Еще несколько отрывочных реплик, и празднование дня рождения прекратилось.
Полин, Миллимент и Дездемона направились в «Бернхардт», комнату, где остановилась Полин, и долго там разговаривали. Затем они разошлись по ванным, в конце коридора, где столкнулись с мистером Рэттисбоном, явно возвращающимся из покоев сэра Генри. Аллейн, знакомый с этим человеком, предположил, что со своей поздневикторианской застенчивостью Рэттисбон поспешно проскользнул мимо трех дам в спальных халатах и проследовал в свое крыло. Дамы проделали вечерний туалет и вернулись в свои рядом расположенные комнаты. Начиная с этого момента повествования лицо Полин приняло мученическое выражение.
— Изначально, — продолжала она, — «Бернхардт» и «Банкрофт» представляли собой одну большую комнату — по-моему, детскую. Стена между ними — простая перегородка. Милли и Десси заняли «Банкрофт». Естественно, я понимала, что нам нужно многое обсудить, и некоторое время принимала участие в общем разговоре. Кровать Милли стояла как раз напротив моей, только по другую сторону перегородки, да и Десси — совсем недалеко. Но день получился длинный, и все были совершенно измучены. А они всё говорили и говорили. Безумно хотелось спать, а как тут заснешь? Глупость какая-то, право.
— Дражайшая тетя Полин, а почему ты не постучала в стену и не прикрикнула на них? — вдруг оживился Седрик.
— Этого мне делать не хотелось, — величественно возразила Полин и тут же добавила, самой себе противореча: — Вообще-то в конце концов я не выдержала, постучала. Спросила, не кажется ли им, что уже довольно поздно. Десси спросила, который час. Милли ответила, что не позже часа. Затеялся настоящий спор, и наконец Десси сказала: «Ну что ж, Полин, если ты так уж уверена, что поздно, посмотри на часы». Что я и сделала, и выяснилось, что уже без пяти три. Тогда они замолчали, и вскоре стал слышен только храп. Твоя мать, Седрик, храпит.
— Весьма сожалею.
— И подумать только: в двух шагах от того места, где сплетничают и храпят Десси и Милли, разыгрывается ужасная трагедия. Подумать, что, если бы я последовала своему внутреннему голосу и пошла к папа и сказала ему…
— Сказала что, тетя Полин?
Полин медленно покачала головой, заколебалась и выговорила:
— Все было так печально, так страшно. Будто бы видишь, как он движется к своему неизбежному концу.
— А Пол и Пэнти — к своему, это тоже видишь, не так ли? — вставил Седрик. — Между прочим, ты могла бы замолвить за них словечко.
— Я не ожидаю от тебя понимания или объективности.
— Ну, это понятно, — с полной искренностью откликнулся Седрик. — Их просто не существует.
— Тью-ю!
— Что ж, — сказал Седрик, — если мистер Аллейн исчерпал свои захватывающие вопросы, я бы, пожалуй, покинул библиотеку. Атмосфера, которую создают эти молчаливые, никем не читаемые друзья в сафьяновых переплетах, кажется мне исключительно мрачной. Мистер Аллейн?
— Нет, сэр Седрик, — бодро откликнулся Аллейн, — вопросов у меня больше нет, благодарю вас. Вы не против, если я продолжу свою работу?
— Да, да, конечно. Чувствуйте себя здесь как дома. Может, вам захочется купить этот замок. В любом случае очень надеюсь, что вы останетесь поужинать, и ваш молчаливый друг тоже. Как его, кстати, зовут?
— Большое спасибо, но мы с Фоксом ужинаем в другом месте.
— В таком случае, — Седрик двинулся к выходу, — оставляю вас с тетей Полин. Она развлечет вас рассказами о непричастности Пэнти к тарелке с книгой. Ну и тем, что сама она анонимные письма написать ну никак не могла.
Но Полин не дала ему выйти. С проворством, какое Аллейн никак не мог в ней заподозрить, она метнулась к выходу и величественно застыла, прижав ладони к двери и откинув назад голову.
— Погоди! — прошептала она. — Погоди!
— Говорил же я, — Седрик с улыбкой повернулся к Аллейну, — настоящая леди Макдуф. Со всем своим славным выводком, воплощенным в Пэнти и Поле. Курица (или, может, правильнее сказать «несушка») в капкане.
— Мистер Аллейн, — вымолвила Полин, — этого я не собиралась говорить никому и никогда. У нас старинная семья…
— Сейчас на колени встану, тетя Полин, на колени…
— …и хоть, может, это и неправильно, мы гордимся своей родословной. Доныне наше имя было ничем не опорочено. Ни в малейшей степени. Седрик теперь Глава Семьи. И уже поэтому, а также во имя памяти отца мне следовало бы поберечь его. Но поскольку он только и делает, что оскорбляет меня, причиняет боль, пытается бросить тень подозрения на моего ребенка, поскольку защитить меня больше некому… — Тут Полин замолчала, словно готовясь произнести приговор. Но что-то ее остановило. Лицо у нее сморщилось, и она, как показалось Аллейну, сразу стала похожа на свою дочку. Глаза наполнились слезами. — У меня есть основания полагать, — вновь заговорила Полин и осеклась с испуганным видом. — Ладно, пускай. — Голос у нее жалобно осел. — Никогда не могла примириться с недобрыми людьми. — Она мотнула головой в сторону Седрика: — Спросите его, что он делал в тот вечер в комнате мисс Орринкурт. Спросите.
Полин залилась слезами и, шаркая ногами, вышла из библиотеки.
— Проклятие! — взорвался Седрик и метнулся за ней.
3
Оставшись один, Аллейн грустно присвистнул и, побродив немного по холодной, погружающейся в темноту комнате, подошел к окну и принялся делать заметки в записной книжке. За этим занятием и застал его Фокс.