Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 112

Сидящий за конторкой элегантный человек, одетый в черное и мрачноватый на вид, — автор «Опасных связей» шевалье де Лакло.

Досадно, что умер Кребийон-сын [133] . Он был бы здесь президентом, или, по крайней мере, вице-президентом.

На трибуне — худая и печальная фигура человека, вещающего слабым, тонким голосом. Его фрак оливкового цвета слегка потерт, но жилет ярко-бел, рубашка безупречно чиста, волосы припудрены.

Это Робеспьер — рупор общественных масс, идущий с ними в ногу. Когда же он неосторожно опередит эти массы, то поскользнется на Дантоновой крови.

Шатобриан навестил и клуб кордельеров.

До чего же причудлива судьба этой церкви, ставшей клубом!

Людовик Святой, будучи сам кордельером, основал эту церковь после государственного переворота. Знатный вельможа, сир де Куси, совершил преступление. Поборник справедливости из Венсенского замка наложил на него штраф, этим штрафом и была оплачена постройка школы и церкви кордельеров.

В 1300 году в церкви кордельеров завязался бесконечный диспут о Евангелии. «А было ли пришествие Христа?» — на этот вопрос атеизм ответит четыре века спустя.

Короля Иоанна пленили в Пуатье. Обезглавленное, разбитое дворянство пленили вместе с ним. Некто именем народа отделился от королевской власти и учредил свою штаб-квартиру в церкви кордельеров. Этим некто был Этьен Марсель, парижский прево.

«Когда господа развязывают войну, — говорил Этьен Марсель, — добрые люди преследуют их».

В конце концов, монахи-кордельеры — достойные предшественники тех, кто позднее лишит их церкви; эти средневековые санкюлоты говорили задолго до Бабефа: «Собственность — это преступление», задолго до Прудона: «Собственность — это кража».

Они крепко держались своих афоризмов, предпочитая скорее сгореть заживо, чем расстаться со своим нищенским платьем.

Если якобинцы — аристократы, кордельеры — это народ: шумный, деятельный, жестокий народ Парижа; народ, представленный своими излюбленными сочинителями — Маратом, владельцем типографии в подвалах часовни, Демуленом, Фрероном, Фабром д'Эглантином, Анахарсисом Клоотсом; своими ораторами — Дантоном и Лежандром, двумя мясниками [134] , один из которых превратил парижские тюрьмы в скотобойни.

Клуб кордельеров был ульем; пчелы селились вокруг: Марат — почти напротив; Демулен и Фрерон — на улице Старой Комедии; Дантон — в пятидесяти шагах, в Торговом переулке, Клоотс — на улице Жакоб, Лежандр — на улице Бушери-Сен-Жермен.

Шатобриан видел и слышал этих людей: картавящего Демулена, заикающегося Марата, гремящего Дантона, клеймящего Лежандра, проклинающего Клоотса. Они внушали ему ужас.

Он решил уехать за границу и присоединиться к дворянам, вставшим иод знамена принцев; причина, мешавшая тотчас выполнить это решение, проста: отсутствие денег.

Наследство г-жи де Шатобриан составляли лишь бумажные ассигнации, а они настолько утратили ценность, что стоили меньше чистых листков бумаги, на которых хотя бы можно было написать записку или рекомендацию.

Но нашелся нотариус, у которого еще были серебряные деньги. Нотариус предложил двенадцать тысяч франков. Г-н де Шатобриан положил эту драгоценную сумму в кошелек, а кошелек — в карман. В этих двенадцати тысячах франков была жизнь его самого и жизнь его брата.

Однако человек предполагает, а сатана располагает. Будущий эмигрант встречает друга, признается ему, что при нем двенадцать тысяч франков. Друг [135] — игрок, игра заразительна: г-н де Шатобриан заглядывает в один из притонов Пале-Рояля, играет и теряет из двенадцати тысяч франков десять тысяч пятьсот.

К счастью, то же, что свело его с ума, его и отрезвило. Будущий автор «Гения христианства» не был заядлым игроком. Он поместил в кошелек последние полторы тысячи франков, уже готовых последовать за своими собратьями, выскочил пулей из проклятого заведения, сел в фиакр, доехал до тупика Феру, где он жил, и, поднявшись к себе, стал вынимать кошелек из кармана. В кармане было пусто.

Кошелек остался в фиакре. Шатобриан бросился на улицу — фиакр уже уехал. Он побежал следом. Дети видели, что в него сели пассажиры. Ему повезло: рассыльный знал кучера, знал, где тот живет, и дал его адрес.

Г-н де Шатобриан поджидал кучера у дверей. В два часа ночи кучер приехал домой. Обыскали фиакр — кошелек исчез.

Кучер сказал, что после г-на Шатобриана, которого он высадил в тупике Феру, в фиакре ехали три санкюлота и священник. Он не знал, где жили санкюлоты, но знал адрес священника.

Беспокоить почтенного человека в три часа утра было неловко; г-н де Шатобриан вернулся домой и в изнеможении заснул.

В то же утро его разбудил священник, принесший ему кошелек с полутора тысячами франков.

На следующий день г-н де Шатобриан отправился в Брюссель вместе с братом и слугой, переодетым, чтобы сойти за их друга.

Этот бедняга лакей имел три недостатка: слишком почтителен, во-первых, слишком прост, во-вторых, и слишком богатого воображения, в-третьих.

К несчастью, его фантазии были из самых компрометирующих: он все время воображал, что его пришли арестовать, и пытался выпрыгнуть из дилижанса. В первую ночь братья едва сдержали его; во вторую — открыли дверцу настежь: бедняга выпрыгнул из дилижанса и, продолжая грезить наяву, без шляпы помчался через поле.

Оба путешественника подумали, что избавились от него навсегда; через год свидетельские показания этого человека будут стоить жизни старшему брату г-на де Шатобриана.

Но наконец братья достигли Брюсселя.

Брюссель был местом сбора роялистов. От Брюсселя до Парижа было четыре-пять дней пути; значит, через четыре-пять дней они вернутся в Париж. Впрочем, пессимисты считали, что потребуется педеля.

Оттого-то все удивились, зачем братья приехали сюда, вместо того, чтобы ждать в Париже. Коль скоро войска направятся именно туда, стоило ли покидать Париж? Да и места для новичка не нашлось даже в Наваррском полку, где он служил когда-то лейтенантом.