Бесплодные земли - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Кинг cтр.№ 99

– Уши?

– Ага. Тебе больше не надо тащить меня силком. Я иду сам, по своей воле. Мы всеидем по своей воле. Если б ты сегодня ночью во сне дал дуба, мы бы похоронили тебя и двинулись бы дальше. Надо думать, мы бы долго не протянули, но перемерли бы на тропе Луча. Теперьпонимаешь?

– Да. Теперь понимаю.

– Понимаешь, значит… да, наверное, понимаешь. А вот веришь ты мне или нет?

"Конечно, – подумал стрелок. – Куда же еще тебе податься в столь чуждом и странном мире, Эдди? Какое иное дело ты мог бы себе сыскать? Крестьянин из тебя вышел бы прескверный".

Но то было низко и несправедливо, и он это знал. Принижать свободную волю, подменяя ее ка,хуже кощунства, хуже святотатства; это утомительно и глупо. И он сказал:

– Да. Верю. Клянусь, верю.

– Тогда кончай строить из себя пастуха, который идет со стадом овец и взмахивает посохом всякий раз, как мы, безмозглые твари, намылимся сбежать с дороги в зыбучий песок. Не таись от нас. Может, город или поезд станет нашей могилой, так вот я хочу подохнуть, зная, что был не просто фишкой в твоей игре.

Щеки Роланда запылали от гнева, но стрелок никогда не умел обманывать себя. Он злился не потому, что Эдди был неправ, а потому, что Эдди видел его насквозь. На глазах у Роланда Эдди выбрался из своей темницы и медленно, но верно уходил от нее все дальше и дальше (Сюзанна тоже, ибо и она прежде была узницей), и все же сердцем стрелок так и не принял свидетельств рассудка и здравого смысла. Сердце его, по-видимому, и дальше желало видеть в молодых людях иных, нежели Роланд, созданий, братьев меньших.

Роланд тяжело вздохнул.

– Молю о прощении, стрелок.

Эдди кивнул.

– Чует мое сердце, хлебнем мы скоро лиха… беды не оберешься. Страшно до смерти. Только давай договоримся: это не твоя личнаябеда, это нашабеда.

– Согласен.

– Скажи-ка, нам худо придется в городе?

– Не знаю. Знаю только, что нам придется постараться защитить Джейка – по словам престарелой тетушки, его возжаждут обе стороны. Отчасти судьба наша будет зависеть от того, как скоро мы разыщем поезд. Но куда важнее то, что случится, когда мы его найдем. Будь с нами еще двое, я бы засунул Джейка в ходячий футляр с револьверами по бокам. Однако поскольку взять этих двоих негде, пойдем колонной: первым я, следом Джейк повезет Сюзанну, ты – замыкающий.

– Роланд, риск большой? Прикинь-ка.

– Не могу.

– А по-моему, можешь. Ты не знаешь города, зато по прежним временам знаешь повадку своих землячков. Больших неприятностей ждать?

Повернувшись на неумолчный бой барабанов, Роланд задумался.

– Может, и не слишком. Я думаю, те вояки, что еще не перебили друг дружку, давно состарились и пали духом. Может статься, ты надеялся не напрасно и найдутся такие, что, подобно ка-тетуиз Речной Переправы, охотно пособят прохожим людям. Может статься, мы их не увидим вовсе – онизаметят нас, заметят, что мы вооружены, и затаятся, предоставив нам идти своей дорогой. Возможно, это пустое умозаключение. Тогда, надеюсь, довольно будет подстрелить одного-двух, чтобы прочие разбежались, как крысы.

– А если они решат драться?

Роланд угрюмо улыбнулся.

– Тогда, Эдди, мы всевспомним лики своих отцов.

Глаза Эдди блеснули в темноте, и Роланду опять живо вспомнился Катберт – Катберт, который однажды сказал, что поверит в существование призраков лишь тогда, когда "своеручно изловит за хвост хоть одного", Катберт, с которым ему однажды случилось рассыпать хлебные крошки под виселицей.

– Я ответил на все твои вопросы?

– Нет… но, думаю, на этот раз ты играл со мной в открытую.

– Тогда доброй ночи, Эдди.

– Доброй ночи.

Эдди повернулся и пошел прочь. Роланд смотрел, как он уходит. Сейчас, прислушиваясь, стрелок слышал шаги юноши – но еле-еле. Он и сам двинулся в обратный путь, но вдруг обернулся к окутанному тьмой Ладу.

"Он – то, что старуха называла "Зрелый". Она сказала, что его возжаждут обе стороны".

"В этот раз ты не дашь мне сорваться?"

"Нет. Ни сейчас, никогда".

Но Роланд знал кое-что, чего никто больше не знал. Возможно, после разговора, который только что состоялся у них с Эдди, следовало бы поделиться этим знанием с остальными… и все же он решил ненадолго оставить его при себе.

На древнем языке, былой lingua franca (lingua franca – универсальный язык – лат.) его мира, почти все слова вроде кефи кабыли многозначными. Однако слово чар– чаркак в "Чарли Чух-Чух" – имело лишь одно значение.

Чарозначало смерть.

Три дня спустя они вышли к сбитому самолету.

Утро было в самом разгаре, когда Джейк заметил его впервые – примерно десятью милями дальше в траве что-то ярко блеснуло, словно там лежало зеркало. Подойдя ближе, они различили у обочины Великой Дороги нечто большое и темное.

– Кажется, дохлая птица, – сказал Роланд. – И пребольшая.

– Какая там птица, – возразил Эдди, – самолет. Могу поспорить, это блестит на солнце фонарь кабины.

Часом позже они в молчании стояли у дороги, разглядывая древние обломки. С изодранной в клочья обшивки фюзеляжа на вновь прибывших пренебрежительно и высокомерно взирали три жирные вороны. Джейк запустил в них камнем, который выковырял из брусчатки. Негодующе каркая, вороны грузно взлетели.

При крушении одно крыло отлетело и лежало в тридцати ярдах от самолета – похожая на трамплин для прыжков в воду тень в высокой траве. В остальном самолет почти не пострадал. Там, где пилот врезался головой в стекло кабины, виднелось большое ржаво-бурое пятно, от него расходились лучи трещин.

Чик потрусил туда, где из травы поднимались три ржавые лопасти пропеллера, обнюхал их и спешно вернулся к Джейку.

В кабине сидела мумия в заплатанном кожаном камзоле и островерхом шлеме. Безгубый рот, зубы оскалены в последней отчаянной и страшной гримасе; пальцы, когда-то толстые, как сардельки, и превращенные временем в жалкие, обтянутые кожей кости, мертвой хваткой вцепились в штурвал. Череп в том месте, которым пилот врезался в стекло, провалился, и Роланд догадался: серо-зеленые чешуйки, толстым слоем покрывающие левую половину истлевшего лица – это все, что осталось от мозга. Голова мертвеца была запрокинута, словно даже в миг смерти авиатор не сомневался, что сумеет вновь подняться в небо. Из медленно наступающей на обломки травы торчало уцелевшее крыло самолета. На нем виднелась поблекшая эмблема: зажатая в кулаке молния.