– Шар Башни, – уточнил Роланд, чувствуя, как по его коже
бегут мурашки. – Шар Темной Башни.
– Да, когда я был маленьким, его звали Тринадцатым. Мы
рассказывали истории о черном шаре, пугая друг друга, пока нас не поймали за
этим наши отцы. Мой отец предупредил нас, что даже в досужих разговорах не
стоит упоминать про Тринадцатый, потому что он может услышать свое имя и
покатиться в нашу сторону. Но о черном Тринадцатом шаре вам думать не след… по
крайней мере сейчас. Нет, речь идет о розовом. Грейпфруте Мейрлина.
Юноши не могли понять, говорит ли он серьезно… или
подшучивает над ними.
– Если остальные шары существовали, то большая их часть уже
разбита. Они не задерживались надолго в одном месте и в одних руках, а
разбиваются даже магические кристаллы. Однако три или четыре шара Радуги
Мейрлина еще катятся по просторам нашего несчастного мира. Синий, это точно.
Лет пятьдесят назад он принадлежал племени мутантов, кочующему по пустыне, они
называют себя Горбуны, хотя с тех пор о нем ничего не слышно. Зеленый и
оранжевый находятся соответственно в Ладе и Дизе. И, возможно, есть еще
розовый.
– А что они делают? – спросил Роланд. – Для чего нужны?
– Открывают невидимое человеческому глазу. Некоторые цвета
Колдовской радуги позволяют заглянуть в будущее. Другие – в иные миры… в
которых живут демоны, куда ушли Древние, покинувшие наш мир. Они могут также
показать местоположение тайных дверей, которые соединяют миры. Вроде бы есть
цвета, позволяющие заглянуть в далекое будущее нашего мира, увидеть то, что
люди предпочли бы сохранить в тайне. Шары эти никогда не видят хорошее, только
плохое. Что в сказанном мной правда, а что – вымысел, не знает никто.
Он смотрел на них, уже не улыбаясь.
– Но вот что вы должны знать: у Джона Фарсона есть талисман,
который светится в его шатре… иногда перед битвой, иногда перед крупными
передвижениями войск, иногда перед принятием важных решений. И светится он
розовым.
– Может, у него электрическая лампочка, которую он накрывает
розовым шарфом, когда молится? – Катберт смущенно оглядел своих друзей. – Я не
шучу. Некоторые так делают.
– Возможно, – согласился отец Роланда. – Может, дело только
в этом. А может, и нет. Потому что, как вам известно не хуже меня, он
продолжает бить нас, продолжает от нас ускользать, продолжает появляться там,
где мы ждем его меньше всего. Если магия в нем, а талисман тут ни при чем… да
помогут боги Альянсу.
– Мы будем искать его, если нужно, – ответил Роланд. – но
Фарсон на севере и западе. Мы же едем на восток, – как будто его отец этого не
знал.
– Если это шар Радуги, – ответил Стивен, – он может быть где
угодно… на востоке и юге с той же легкостью, что и на западе. Видите ли, он не
может постоянно держать шар при себе. Как бы он этого ни хотел. Никто не может.
– Почему?
– Потому что они живые и голодные. Сначала человек
использует шар, потом шар – человека. Если такой шар есть у Фарсона, он будет
держать его подальше от себя, призывая лишь в те моменты, когда шар действительно
необходим. Он понимает, какой это риск – потерять шар, но также понимает и
другое: что может случиться, если держать его при себе слишком долго.
У всех троих на языке вертелся один и тот же вопрос. Двое не
могли его задать из уважения к Стивену Дискейну, Роланд – мог и задал:
– Ты это серьезно, отец? Это не шутка?
– Я отсылаю вас в дальние края в таком возрасте, когда
большинство ваших сверстников не может уснуть, если мать не поцелует их и не
пожелает доброй ночи, – ответил Стивен. – Я надеюсь увидеть вас живыми и
здоровыми… Меджис – очаровательное тихое место, я, во всяком случае, помню его
таким… но гарантировать ничего не могу. Такая сейчас жизнь, что ни в чем нельзя
быть уверенным на все сто процентов. И я не стал бы посылать вас в дорогу с
побасенкой. Я удивлен, что у тебя возникли такие мысли.
– Прошу меня извинить, – ответил Роланд. Между ним и отцом
установилось хрупкое перемирие, ему не хотелось нарушать его. К тому же он
рвался в путь. И Быстрый нетерпеливо перебирал копытами.
– Не думаю, что вы наткнетесь на магический кристалл
Мейрлина… но я не думал, что мне придется посылать вас, четырнадцатилетних, на
край земли. Здесь приложила руку ка, а при вмешательстве ка возможно все.
Медленно, очень медленно Стивен снял шляпу, отступил на шаг,
поклонился им:
– Идите с миром, мальчики. И возвращайтесь живыми.
– Долгих дней и приятных ночей, сэй, – ответил Ален.
– Удачи, – ответил Катберт.
– Я тебя люблю, – ответил Роланд.
Стивен кивнул.
– Спасибо, сэй… Я тоже люблю тебя. Мои благословения,
мальчики. – Последнюю фразу он произнес громко, и два других мужчины, Роберт
Оллгуд и Кристофер Джонс, известный в молодости как Огненный Крис, также
благословили их.
Мальчики вскочили на лошадей и двинулись к Великому Тракту.
Роланд вскинул голову, и увиденное заставило его забыть о Колдовской радуге.
Его мать выглядывала из окна своей спальни: бледный овал лица в окружении серых
камней западного крыла дворца. Слезы текли у нее по щекам, но она улыбнулась и
помахала рукой, прощаясь с ним. Из всех троих увидел ее только Роланд. Но не
помахал в ответ.
8
– Роланд! – Локоть ткнулся ему в ребра, достаточно сильно,
чтобы отогнать воспоминания и вернуть его в настоящее. Локоть Катберта. – Делай
хоть что-нибудь, если у тебя есть на то желание! И давай поскорее уйдем из
этого склепа. Я продрог до костей!
Роланд прижался губами к уху Алена:
– Будь готов помогать мне.
Ален кивнул. Роланд повернулся к Сюзан:
– После того как мы первый раз были ан-тет, ты пошла к ручью
в роще.
– Да.
– Ты срезала прядь волос.
– Да. – Все тот же сонный голос. – Срезала.
– Ты хотела срезать их все?
– Да, до последнего волоска.
– Ты знаешь, кто велел тебе срезать волосы?
Долгая пауза.
Роланд уже собрался обратиться к Алену, когда Сюзан
заговорила:
– Риа. – Вновь пауза. – Я не позволила ей сунуть руку куда
не следует.
– Да, но что случилось потом? Что случилось, когда ты стояла
на крыльце?
– Кое-что случилось и раньше.
– Что?