— Шунтирование — это ведь хирургическое вмешательство, —
уточнил Луис.
— Очень незначительное.
До консультации с доктором Луис сам подробнейше изучил
симптомы болезни, сопоставил с состоянием Гейджа, выяснил все про шунтирование
— вытяжку излишков внутричерепной жидкости — и нашел, что не столь уж безобидна
такая операция. Но вслух опасений не высказал, слава Богу, хоть так можно
спасти ребенка.
— Разумеется, — продолжал Тардиф, — с большой долей
вероятности можно сказать, что голова у вашего сына велика для девятимесячного
малыша. Полагаю, для начала неплохо бы провести сканирование. Вы согласны?
Луис согласился.
Гейджа поместили в монастырскую больницу Сестер Милосердия и
под общим наркозом сунули головой в камеру, походившую на большую сушилку. Луис
с Рейчел томились в ожидании внизу, а Элли коротала время с бабушкой и
дедушкой, уткнувшись в экран телевизора: на дедушкином новом видеомагнитофоне
одна за другой следовали серии «Улица Сезам». Луису эти часы казались
вечностью: он перебирал в уме все возможные и невозможные, но, непременно,
плачевные исходы. Смерть от наркоза; смерть во время операции; умственная отсталость
— как результат водянки мозга; эпилепсия, слепота… Да мало ли чего можно
придумать. ТОЛЬКО ВАШ РАЙОННЫЙ ВРАЧ СОСТАВИТ ВАМ ПРОГНОЗ ГРЯДУЩИХ НЕДУГОВ.
Часов в пять в приемную вошел Тардиф с тремя сигарами в
руке. Одну он бесцеремонно ткнул в рот Луису, другую — оторопевшей Рейчел,
третью раскурил сам.
— Ваш малыш в норме. Никакой водянки.
— Помогите мне эту штуковину зажечь, — то смеясь, то
всхлипывая, попросила Рейчел, — буду ее курить, пока не задохнусь.
Тардиф ухмыльнулся, чиркнул спичкой.
ТАК ВОТ, ДОКТОР, ОКАЗЫВАЕТСЯ, БОГ СБЕРЕГ НАШЕГО МАЛЬЧИКА
ТОГДА, ЧТОБЫ ОТОБРАТЬ У НЕГО ЖИЗНЬ НА ШОССЕ, печально подумал сейчас Луис.
— Рейчел, а случись тогда у Гейджа водянка, ну и операция бы
не помогла… ты бы любила его по-прежнему?
— Что за вопрос, Луис!
— Так, любила бы?
— Ну, конечно. Что бы с ним ни случилось.
— Даже если бы он превратился в идиота?
— Все равно.
— Ты бы отдала его в пансионат-лечебницу?
— Нет… вряд ли, — медленно проговорила Рейчел. — Хотя при
твоем заработке мы бы смогли выбрать хорошую лечебницу… и все-таки я предпочла
бы, чтоб он жил с нами… Лу, а почему ты об этом спрашиваешь?
— Наверное, потому, что все о твоей Зельде думаю. — До чего
ж ловко научился он выкручиваться! — Смогла бы ты еще раз подобное пережить?
— Нет, с Гейджем все было бы по-другому, — в голосе ее
слышалось укоризненное удивление. — Потому что это Гейдж, наш сын. И это все
меняет. Да, конечно, пришлось бы нелегко… но разве ты сам согласился бы отдать
его в лечебницу? Вроде пансиона «Сосновый бор»?
— Не согласился бы.
— Давай-ка лучше спать.
— Ценная мысль. Хвалю.
— Кажется, я сейчас смогу заснуть, а весь вчерашний день
пусть останется в прошлом.
— Ну и с Богом! — благословил Луис.
Много позже, уже засыпая, Рейчел пробормотала:
— Ты прав, Луис… все это только сны, видения.
— Ну конечно. — И он чмокнул ее в ухо… — Спи, дорогая.
…БУДТО ПРЕДСКАЗАНИЕ.
Сам он еще долго не засыпал, но вот в окно заглянул
скрюченный в три погибели месяц, и Луис наконец задремал.
43
Назавтра, хотя небо и затянуло тучами, день выдался теплый.
Пот катил с Луиса градом, когда он наконец сдал в багаж чемоданы жены и дочери
и выудил из кассы-компьютера их билеты. Раньше он думал, что находить себе дела
и заботы — своего рода дар. Однако теперешние проводы лишь жалкая, будящая
грустные воспоминания, тень проводов прошлых, на день Благодарения.
Элли погрузилась в собственные мысли и чуть отстранилась от
родителей. Несколько раз Луис ловил ее сосредоточенный, задумчивый взгляд.
НАПРАСНО БЕСПОКОИШЬСЯ. У СТРАХА ГЛАЗА ВЕЛИКИ, убедил он
себя.
Узнав, что летит в Чикаго, дочка не выразила радости ни
из-за того, что потом к ним приедет и папа, ни из-за того, что уезжает на все
лето. Она сидела за столом и сосредоточенно расправлялась с овсянкой
(разумеется, с любимыми Гейджем «шоколадными мишками»). После завтрака, не
говоря ни слова, поднялась к себе, надела приготовленное матерью платье и
туфельки. Фотографию Гейджа на санках взяла с собой и в аэропорт. Там тихо села
в зале ожидания на пластиковый с гнутой спинкой стул, пока отец ходил за билетами.
По радио без конца передавали о прибытии и вылетах…
Мистер и миссис Гольдман появились в аэропорту за сорок
минут до посадки. Ирвин, как всегда, безукоризненно одет: в элегантном
шерстяном пальто, хотя день был теплый, градусов под двадцать. Впрочем,
истинные джентльмены вроде Гольдмана, наверное, даже не потеют! Он подошел к
стойке регистрации выбрать места в салоне, а Дора подсела к Рейчел и Элли.
Луис подошел к женщинам одновременно с Ирвином. Луис
опасался, как бы не началась вторая серия стенаний и признаний, но Ирвин
избавил его от этого, лишь вяло пожал руку и пробормотал: «Привет!» А по его
быстрому и смущенному взгляду Луис понял, точнее, подтвердил свою еще утреннюю
догадку: в прошлый раз старик был крепко пьян.
Эскалатором поднялись наверх — оттуда выходить на посадку.
Разговор не клеился. Дора мусолила в руках книгу — роман Эрики Йонг, — но так и
не раскрыла. Время от времени она поглядывала на фотографию у Элли в руках.
Луис спросил дочку, не хочет ли она выбрать себе
какую-нибудь книжку в дорогу. Девочка молча и по-прежнему задумчиво смерила
отца взглядом — тому не понравилось. На душе заскребли кошки.
— Ты обещаешь быть умницей у деды с бабулей? — спросил он,
подводя ее к книжному киоску.
— Да. Пап, а меня не поймает инспектор? Энди Пасиока
говорит, есть такой инспектор, он следит за теми, кто уроки пропускает.
— Не беспокойся. Не поймает. Я в школе договорюсь. Осенью
начнешь новый год как ни в чем не бывало.
— Ну, к осени-то все будет хорошо. Только я ведь в первый
класс уже пойду. Это не приготовительный. Там все по-другому. Там задание на
дом дают.
— Пустяки. Справишься.
— Пап, а ты все еще дуешься на деду?