— Ну, перестаньте, — попросил он. — Не нужно, мистер
Гольдман. Ирвин, ну, хватит. Не будем еще больше осложнять отношения.
Договорились?
— Теперь я вижу, ты — славный человек, я был к тебе
несправедлив… Слушай… Я ведь знаю, что ты сейчас думаешь… Хоть старый Гольдман
и глуп, но все-таки что-то понимает. Ты думаешь, я перед тобой распинаюсь лишь
потому, что получил свое, и надо, мол, подсластить пилюлю… Нет, поверь, Луис,
вовсе не поэтому… клянусь!
— Право же… хватит, — проговорил Луис, как мог, мягко. — А
то я и сам сейчас расплачусь. — У него и впрямь дрогнул голос.
— Хорошо, умолкаю, — сказал Гольдман и вздохнул. — Еще раз
прости, если можешь. Для этого и позвонил. Прости, Луис!
— Ладно, ладно, — Луис прикрыл глаза. Голова разламывалась.
— Спасибо, Ирвин. Я на вас не сержусь.
— Спасибо тебе! И еще спасибо, что отпустил Рейчел и Эйлин.
Может, им так будет лучше. Мы встретим их в аэропорту.
— Вот и отлично.
Луиса вдруг ошеломила безумная и в то же время простая
мысль. Да, кто старое помянет… Вот и не станет он поминать старого, оставит
Гейджа там, где лежит. Не будет вскрывать могилу, а закроет ее крепко-накрепко
и выбросит ключ. И сделает лишь то, что обещал жене: уладит все на работе и —
самолетом в Чикаго. Там пробудет с женой и славной дочуркой все лето. Сводит их
в зоопарк, в планетарий, покатается на лодке по озеру, поднимется с дочкой на
самое высокое в городе здание, выстроенное фирмой Сирс, покажет ей необозримые
дали Среднего Запада — точно топографическая карта для настольной игры. Чего
там только нет, и во сне такого не увидишь. К середине августа вернутся домой —
там грустно и мрачно — и начнут все заново, выткут новые узоры на ковре жизни.
Сейчас же вместо узора — пятна засохшей крови.
А не сродни ли это убийству? Убийству собственного сына?
Ведь он лишит Гейджа жизни во второй раз.
Внутренний голос хотел было возразить. Но Луис безжалостно и
быстро расправился с ним.
— Простите, Ирвин, меня ждут дела. Надо помочь Рейчел
собраться и уложить ее спать.
— Да, да, конечно. До свидания, Луис. Еще раз…
ЕСЛИ ЕЩЕ РАЗ ПОПРОСИТ ПРОЩЕНИЯ, Я БЛАГИМ МАТОМ ЗАОРУ.
— До свидания, Ирвин. — И он повесил трубку.
Поднявшись наверх, он застал Рейчел среди вороха одежды. На
постели разбросаны кофточки, на стульях развешаны бюстгальтеры, на двери —
вешалка с брюками. Под окном, как на параде, выстроились туфли. Рейчел
собиралась в дорогу с чувством, с толком, с расстановкой. — Да, и трех
чемоданов не хватит, прикинул Луис, но спорить с женой сейчас бессмысленно. И
он принялся помогать.
— Луис, ты ничего не хочешь мне сказать? Честное слово? —
спросила она, закрыв последний чемодан (Луису пришлось сесть на него, иначе не
запереть).
— Да что с тобой?
— Сама не пойму, — спокойно ответила она. — Потому и
спрашиваю.
— Ну, в чем, по-твоему, я должен признаться? В том, что
завтра же побегу в бордель? Начну клоуном на арене подрабатывать? В чем?
— Не знаю. Но что-то здесь не так. Будто ты хочешь от нас избавиться.
— Рейчел, не смеши меня! — крикнул Луис. Сил нет урезонивать
эту женщину! А еще он, конечно, досадовал, что даже в таком деле жена видит его
насквозь.
— Ты ведь никогда не умел лгать, — слабо улыбнулась Рейчел.
Он снова начал было возмущаться, но Рейчел оборвала его.
— Вчера Элли приснилось, что ты умер. Она закричала и
проснулась. Я бегом к ней. Часа два рядышком лежала, а потом уж в спальню
вернулась. Элли говорит, во сне ты сидел на кухне за столом, глаза открыты, но
Элли точно знала, что ты мертв. И слышно, говорит, как Стив Мастертон кричит.
Луис испуганно взглянул на жену.
— Рейчел, ведь у нее только что умер брат. И такие сны
естественны, она боится, что и вся семья…
— Я это все и сама прекрасно понимаю. Но то, КАК она
описывала, с подробностями… будто предсказание. — И она невесело усмехнулась. —
А может, только ты и мог ей присниться.
— Может, и так.
БУДТО ПРЕДСКАЗАНИЕ.
— Пойдем, просто полежим, — предложила Рейчел. — Снотворное,
похоже, уже не действует, а третью таблетку принимать не хочу. Боюсь, снова
что-нибудь привидится.
— Снова?
— Мне снилась Зельда, — призналась Рейчел. — С тех пор, как
умер Гейдж, мне каждую ночь снится Зельда. Грозит, что скоро придет за мной.
Недолго, говорит, тебе осталось. Мы с Гейджем, говорит, тебя утащим. За то, что
ты нас не спасла.
— Рейчел, но это же…
— Знаю. Всего лишь сон. Естественный, как ты скажешь. И все
же: помоги мне прогнать все страшные сны… Иди сюда…
Они лежали в темноте на Луисовой постели.
— Рейчел, ты спишь?
— Нет.
— Хочу кое о чем спросить.
— Давай, спрашивай.
Луис помолчал, не хотелось бередить душу жене, но выяснить
нужно.
— Помнишь, Гейджу было девять месяцев, сколько мы тогда
страха натерпелись? — наконец решился он.
— Да, конечно, помню, а что?
Когда Гейджу исполнилось девять месяцев, Луис вдруг
встревожился из-за размеров его головы. Месяц за месяцем голова росла
соразмерно с туловищем, что подтверждалось таблицами. В четыре месяца она
казалась крупной, но не более, а затем все увеличивалась и увеличивалась.
Однако малыш держал ее без труда (в противном случае картина бы полностью
прояснилась). Луис все же отвез сынишку к лучшему в округе невропатологу
Джорджу Тардифу. Рейчел тоже обеспокоилась, и Луис поведал ей о своих
опасениях: нет ли у Гейджа водянки мозга? Рейчел побледнела, как полотно, но
присутствия духа не потеряла.
— По-моему, он совершенно здоров.
— По-моему, тоже, — кивнул Луис, — но лучше проверить, не
испытывать судьбу.
— Верно, нельзя испытывать судьбу, — поддержала Рейчел, —
нельзя.
Доктор Тардиф измерил голову Гейджа и нахмурился. Выставил
«козу» перед носом малыша. Гейдж отпрянул. Тардиф улыбнулся, и у Луиса отлегло
на сердце. Потом доктор дал Гейджу мяч. Малыш подержал-подержал и выпустил.
Доктор ударил мячом о пол, следя за зрачками Гейджа, тот проводил взглядом мяч.
— Скажем так: пятьдесят на пятьдесят, что у вашего сына
гидроцефалия, — подвел итог доктор несколько позже, у себя в кабинете. — Ну,
может, вероятность немного меньше. Мальчик живой, смышленый. Сейчас по новой
методике производят шунтирование мозга, это просто, зато исключается всякая
опасность… если она вообще существует.